Нина Архипова: о выставке "Метаформозы"

Четыре автора, представленных на прошедшей в Музее Гулага выставке "Метаформозы", явили миру исследования на тему основных вопросов философии.

Дарья Чапковская, автор экспозиции "Про-странствие", в своей работе представила ощущение вещественности бытия. Ее пространство вывернуто на изнанку, искажено, динамично: стены и потолок коробятся от невиданного давления извне. Интерьер смещается – обернутые жесткой бумагой предметы оторваны от привычных мест, замирают в пространстве, заполняя его рюмками, детскими игрушками, мебелью, кусками материального мира, потерявшими форму, но не массу. Зеркала, присутствующие на периферии, не отражают зрителя, усложняя перспективу, уводя в мир волшебных и опасных иллюзий, обманывая, искажая. Дарья работает со стихией, которую мы в своем повседневном бытии не всегда замечаем. И потому воздействие ее творения смущает дух привычного ко многому современника. Попасть в мир с переменной гравитацией, с обнаженной вещественностью материи – интереснейшее приключение для нас, детей экранной культуры, ушедших в виртуальное от реального.

Дарья Чапковская. "Про-странствие"

Рядом с инсталляцией Дарьи Чапковской выставляется проект Александра Тарбеева "Семантика звука". Звучит тихая музыка, и на экране проектор, подчиняясь алгоритму, выстраивает сложный рисунок из букв – разных размеров, цветов, значений, неизменно изменяя цепь символов, сливая это многоцветье и многосмыслие. Прекрасной антитезой этот триумф логоса и порядка выглядит рядом с хаосом пространства и материи, представленного по соседству. Вальсирующие, мигающие, смешивающиеся буквы шрифтов, изобретенных автором работы, ставят перед нами вопрос: что же первично, дух или материя? Пляска звукосимволов, их почти непристойное размножение на экране – против жестокой грубой реальности, массивной и страшной в своей вещественности, в своем праве занимать пространство, где ничего, кроме музыки и букв, не должно быть. Игра, к которой отсылает нас работа Дарьи Чапковской, с ее ненавязчиво разбросанными игрушками, игра, в которую играет проектор на экране, эта игра между былью и сказкой, между тяжестью, легко опрокидываемой волей человека, и легкостью, им же наделенной тяжестью смыслов.

Александр Тарбеев. "Семантика звука"

Напротив этого контрастного противопоставления расположена инсталляция Иннокентия Шаркова "Прана". В темноте под звук клепсидры зритель видит трехмерную матричную сетку, внутри которой, постепенно разгораясь, проявляется человеческая фигура красного цвета, от которой к вершинам матрицы тянутся пульсирующие кровеносные сосуды. Постепенно разгораясь, свет позволяет увидеть детали: фигура сделана из трубочек для коктейля, ведущих то ли от матрицы к человеку, то ли от человека к матрице. Тем временем свет гаснет, и клепсидра вновь отсчитывает мгновения темноты.

ИннокентиЙ Шарков. "Прана"

Использование света и звука в инсталляции фокусирует зрителя на этом странном объекте, но даже не столько на нем, сколько на экзистенциальном моменте, который вроде бы закончен, но при этом повторяется раз за разом. Иннокентий Шарков исследует время и наше в нем существование: остановленное мгновение – прекрасно ли оно? И возможно ли остановить мгновение иначе, как с помощью иллюзии восприятия? И что в этом мгновении реально? Человек, сотканный из трубочек, матричное трехмерное пространство, звук клепсидры, или свет, рывками прорывающий мрак? Вода, свет, материальные точки, человек, соединенный с ним – это проекция первых дней Творения в христианстве, когда все сущее в пространстве и времени связалось в единый узел, разрубить который пока никто не решился. Взаимосвязь бытия и человека, его души – как она включается, от чего зависит, что на нее влияет? И сама эта взаимосвязь – это благо и возможность видеть и существовать где-то вовне себя, или же скорее наказание, невозможность выбраться из матричной клетки? Вопрос внутренней свободы и жизни внутри жесткой структуры материального тоже ставится автором, и то, что ставится он в музее Гулага, очень символично, и очень пронзительно.

Еще одна инсталляция "Модификатор ч/б" Марины Фоменко, она разделена на три части. В первой демонстрируют фильм о плавании волшебных кораблей под пальмами, под шепот океанского прибоя. В ней рассказывается о создании инсталляции "White Enough": автор собрала случайный мусор, выброшенный на мексиканский берег, и построила из этих разрозненных останков цивилизации свой собственный город. С ратушей, памятниками, зоопарком. Белые сказочные корабли величаво плывут по волнам океана, который столь щедро предоставил художнику материал для творчества. В этой работе есть и печальный парафраз истории мусорной цивилизации, - когда вся история человечества не более чем история потребления товаров и благ с выделением гор мусора. И когда столь прекрасные и величественные суда скользят по гребню волны, тоска об утраченной наивности естественной, дикой культуры, становится особенно острой. Вместо невероятных городов будущего человек современности полностью сосредоточился на сиюминутном самоудовлетворении, закуклился в нем и замер, потребляя огромное количество ресурсов, не подлежащих восстановлению. Не возвращая миру, из которого изъято бесценное, ничего, кроме огрызков материальной культуры. Сияющие белизной города будущего уплывают в океан, никем не изобретенные и не построенные.

Марина Фоменко. "White Enough"

Вторая часть инсталляции ("победить нельзя сдаться") создана из находки в Подмосковье. Как рассказала автор, ее поразила мусорная куча в Подмосковье, - мусор был похож на поверженное войско, разметанное в ярости взаимного уничтожения. Аллюзию на эту битву Марина Фоменко представила в виде шахматной партии. Короли жмутся по темным углам, ферзи столкнулись на передовой, колючая проволока, раскуроченные пустые клетки, останки других фигур, жесткий контраст белых и черных фигур… Российский мусор не похож на прекрасные и печальные корабли-башни, он похож на продолжающуюся битву мировоззрений, игрушечную и ожесточенную. Обстановка полуподвала музея Гулага как нельзя лучше позволяет сконцентрироваться на этой трагедии непримиримой, бескомпромиссной борьбы. Мир ненавидящих воителей давно разрушен до основания, но они продолжают драться – и чем больше разрушений, тем праведней их пыл.

Марина Фоменко. "Победить нельзя сдаться"

И уже после этого можно спуститься в подвал музея, с низким потолком к инсталляции "White Enough", где в бассейне плавают те самые корабли, что так величаво плыли под океанский прибой и шелест пальмовых листьев. После шахматного сражения корабли будущего в подвале выглядят шокирующе нездешними, их тонкость и хрупкость так очевидна под этим нависшим бетонным потолком. Футуристические корабли, созданные из остатков мусора, выкрашенные в белый цвет, все так же свободно скользят по водной глади, и жестокая, грубая реальность не имеет к ним никакого отношения. Пространство их существования принципиально иное, чем мир вокруг: их стихия – вода и ветер, изменчивые и неизменные, которые так долго пытался покорить человек современной цивилизации.

Свобода, с которой эти корабли трепещут под дуновением ветра в подвале музея, возвращает нас все к тому же вопросу внутренней свободы, который рефреном проходит через всю выставку: что первично для человека – материя или идея? Возможна ли свобода там, где свободы не существует в принципе? Можно ли прервать цепь существования во времени и пространстве, с помощью логоса и космоса укротить хаос? И есть ли в таком укрощении иной смысл, кроме роста все той же энтропии и, в конечном итоге, возвращению к хаосу?

ИннокентиЙ Шарков. "Прана"

Автор статьи: Нина Архипова

Фотографии предоставлены: Студией современного искусства "АртТочка".

Информация о прошедшей выставке "Метаформозы" в Москве.