Артем Лоскутов: "Людям интересно участвовать в сопротивлении"
Автор интервью: Полина Чубарь
С 2013 года Артем Лоскутов, один из авторов известного проекта «Монстрация», живет в Москве. Мы встретились с Артемом и поговорили об его переезде из Сибири, участии в Триеннале в Музее «Гараж» и появлении хинкали на улицах Москвы.
Фото: Триеннале российского современного искусства
Артем Лоскутов – художник, участник рабочей группы фестиваля активистского искусства «МедиаУдар», организатор «монстраций» в Новосибирске и других городах России, организатор фестиваля некоммерческого кино «Киноварь», режиссер и оператор фильма «Нефть в обмен на ничего» (2011). Лауреат государственного конкурса в области современного искусства «Инновация» (2010).
Полина Чубарь: В 2010 году ты получил премию «Инновация» за проект «Монстрация». Стало ли это событие поворотным моментом для развития твоей карьеры?
Артем Лоскутов: Для карьеры - нет, но в целом на какое-то время, примерно года на 4, это очень хорошо помогло в общении с новосибирскими чиновниками. Существует шизофреническая ситуация, когда одни тебе помогают, другие тебе пытаются мешать, и вдруг появляется как бы мнение Минкульта, хотя мы понимаем, что это не имеет никакого отношения к Минкульту. Это мнение 5-7 членов жюри, которое тоже нужно пояснять, почему был сделан такой выбор. Но в целом какую-то выгоду удалось извлечь, поэтому что ты говоришь: «В смысле? Вон Москве все одобрили, а вы что тут выдумываете?» То есть на какое-то время это было своеобразной индульгенцией. Хотя, может быть, это не было связано непосредственно с премией Инновация. Сначала было много негативного, потом это все как-то начинало компенсироваться. Но в целом, мне кажется, да, Инновация повлияла положительно.
П.Ч.: А переезд в Москву был как-то связан с этим событием?
А.Л.: Переезд в Москву с премией Инновация не связан никак. Он связан с тем, что с меня сняли подписку о невыезде из Новосибирска. Подписка обычно распространяется на город, либо область, то есть ты там живешь и не можешь его покидать без уведомления следователя или судьи.
Фото: Volna
П.Ч.: Повлиял ли переезд из Сибири в Москву на выбор тем твоих новых проектов?
А.Л.: На самом деле, если про Сибирь, то это не мешает вообще никак, потому что я ж типа новосибирский художник. Мне вот, например, написал вчера парень из Новосибирска, который какой-то культурной институцией заведует, и говорит: «Вот мы на следующей неделе делаем такую штуку, приходите, пожалуйста». В его сознании я живу в Новосибирске. В принципе, наверное, он не один такой. В целом я на два города, хотя я в этом городе бываю одну неделю в году. Я все равно остаюсь там, хотя, конечно, город Новосибирск в моей голове занимает все меньше и меньше места.
Если еще про Сибирь, то была громкая история, из всех историй про Сибирь для меня эта самая громкая, про марш за федерализацию Сибири (прим. 2014 г.). Он был уже через год после того, как я оттуда уехал, и это не помешало ему возникнуть.
П.Ч.: Этот марш был как-то связан с выставкой «Соединенные штаты Сибири»?
А.Л.: Нет, выставка «Соединенные штаты Сибири» параллельна, она сама своей жизнью жила. Была она, по-моему, году в 2013 или даже раньше. Я к этой выставке вообще никакого отношения не имею. Там вроде как были монстрации как-то представлены, но это другая история, я к ней почти никак не причастен.
Фото: Volna
П.Ч.: Существует ли в твоем представлении линия, разделяющая искусство, с одной стороны, и активизм и политику, с другой?
А.Л.: Я не знаю про линию. Тут нужно, мне кажется, про каждую конкретную ситуацию говорить, про явление какое-то, оно для меня будет иметь отношение к миру искусства или наоборот не иметь, или к политике, или нет, или совмещать все это. Так вот абстрактно выдать ответ я не могу. Мне и то, и другое, и совмещение интересно.
П.Ч.: А как тогда ты бы определил свое баллотирование? Эта история больше про что, про политику или искусство?
А.Л.: Я баллотировался в Заксобрание Новосибирской области, это местный парламент региона. Это не было продуманной серьезной стратегией по тому, чтобы раз и заняться политикой. Это был ответ в рамках диалога с местной властью. Там просто была такая история, что был первомай 2015 года, было задержание, мне дали 10 суток, и пока я их сидел, неоднократно слышал по радио в камере выступления мэра и губернатора о том, что дескать весь конфликт возник потому, что я собрался на выборы и специально здесь все устроил, чтобы пропиариться. Ответить я на это не мог, потому что у меня только односторонняя была связь, но мысль отреагировать на такие заявления, чтобы действительно взять и куда-то выдвинуться, меня посещала. Поэтому отсидел я свои сутки, уехал домой, в Москву, как бы не дав никакого ответа.
П.Ч.: То есть это были необоснованные предположения о твоем выдвижении?
А.Л.: Нет. Мы встречались с Волковым [прим. Леонид Волков, руководитель предвыборного штаба А. Навального] и компанией, тогда собиралась такая демкоалиция из навальновских, партии Прогресса, Парнаса, у которой была регистрация, и еще там несколько партий. Мы встречались примерно 29 апреля, то есть за пару дней до первомая по поводу того, что вся эта компания через год идет в думу, а до этого, за год до думских выборов хочет потренироваться на нескольких регионах, в частности на Новосибирске. Новосибирск, Калуга, Кострома. Они советовались со мной на тему, с кем можно пообщаться, каких привлечь активистов, что вот мы хотим провести праймериз (прим. внутрипартийные выборы), штаб замутить, волонтеров обучить, и нам нужны местные люди, чтобы они выдвинулись на праймериз, чтобы кого-то из них выбрали. Я понял, что они хотят мне предложить в этом участвовать, сказал, что мне это вообще не интересно потому, что я не планирую оставаться в городе и не очень интересуюсь выборами, это все какая-то шляпа и так далее. На что мне сказали: «Ну ты смотри, сейчас тебе устроят тут препоны с монстрацией, и эта будет удобная ситуация, чтобы как раз и отыграться». Я сказал: «Хорошо, посмотрим, что будет. Но в целом ничего не обещаю». После 10 суток ареста мое мнение немножко изменилось, решил поучаствовать в праймериз, посмотреть, чем это кончится, не прикладывать к этому никаких усилий, чтобы не изображать из себя серьезного политика, не писать никаких программ, действовать как шут, так же как это выглядит на монстрации. Результаты праймериз показали, что у меня второе место, я в тройке. Ну пришлось идти, раз никаких других людей новосибирцы решили не поддерживать. А дальше шла какая-то там кампания, дебаты, какое-то общение на уличных кубах, меня это все, конечно, разочаровало еще больше, чем заранее предполагалось. Плюс кончилось тем, что до выборов нас просто не допустили, забраковав подписи. На этом история кончилась, больше мне не хочется участвовать в выборах, потому что политик должен нравится большому количеству людей, что мне не очень подходит.
П.Ч.: А можно сказать, что эти запреты и препятствия со стороны властей являются триггерами развития твоих проектов?
А.Л.: Не всегда развития, иногда наоборот. Разные истории бывают. Если говорить про историю, которая в Новосибирске с разными реакциями, я имею в виду реакцию власти, они безусловно Монстрацию создали, заставив сделать ее второй раз, и дальше ее развивали, подталкивали. В 2004 году была реакция полиции, потому что ее можно увидеть, реакцию обычных людей не зафиксируешь. Реакция полиции или тех людей, которые ее направляют, ощутима, потому что были задержанные, были штрафы, были идиотские надписи в объяснительных, которые заставляли писать. «Лозунг «Ы-ы-ыть!» не призывает к свержению конституционного строя». Это все естественно дало пищу для того, чтобы в 2005 году писать на лозунгах «Лозунг, призывающий к свержению конституционного строя». Параллельно была еще у Тер-Оганьяна выставка «Радикальный абстракционизм», по-моему так называлась. Это все как-то сложилось, и мы просто стали писать на лозунгах какие-то характеристики: «антиглобалистский лозунг», «художественный лозунг», «перспективный лозунг», такой уходящий в перспективу. То есть это уже была реакция на реакцию. Если бы ее не было, может быть не было бы и Монстрации, повторенной. И в целом, обстановка такого чего-то притесняемого, нежелательного с официальных позиций естественно придает силу, и люди, которые пишут: «В этом году я наконец-то схожу, потому что сколько можно запрещать?». Или люди, которые пишут: «Ну в этом году наконец-то можно не ходить, потому что все разрешили», - это тоже как-то свидетельствует о мотивах участников. Людям интересно участвовать в сопротивлении.
П.Ч.: В этом году твой проект Монстрация был представлен на Триеннале российского современного искусства в Музее «Гараж» в блоке «Искусство действия». Как ты расцениваешь участие в этом проекте?
А.Л.: Я не знаю за блок, не думал про блок. В рамках всей Триеннале я доволен тем, как Монстрация была там представлена. По секрету, может и не секрет, вообще там планировался подзаголовок или девиз всей Триеннале «Здесь вам не Москва!», от которого по настоянию нашего зарубежного куратора, решили отказаться. Я даже видел какие-то слайды с презентаций, где это было прописано. А так в целом, меня вполне себе устраивает такое участие. Сама экспозиция, место, где висела тряпка полностью устраивает, более того, ее потом Гараж себе купил, вообще все прекрасно! Ну и, наверное, Монстрацию кто-то там увидел для себя впервые. Стену эту с фотками я там сидел неделю расставлял, для меня это такой важный проект.
Легитимация, не легитимация: есть Триеннале, ты открываешь каталог, там у тебя на первой страничке Монстрация, ну все, значит ее уже можно считать вписанной в историю искусств. Наверное, это все еще важно.
Фото: Volna
П.Ч.: Сначала ГЦСИ, потом Гараж с Триеннале занялись регионами. Ощущаешь ли ты интерес к региональному искусству со стороны арт-институций?
А.Л.: У нас нет новосибирского филиала ГЦСИ, филиал открыли в Томске, но те, кто его там открыл – это новосибирцы, потому что в Новосибирске его открыть не смогли. Я не успел почувствовать ничего оттого, что он там открылся. Сейчас тоже не знаю, есть ли от этого какой-то профит, от этих институций. По поводу того, что Гараж обратил внимание на Монстрацию, но мне, честно говоря, кажется, что было бы очень странно, если бы он на нее внимание не обратил. А что тогда показывать, если мы смотрим на Россию? Ее не могло там не быть.
П.Ч.: Как тебе видится, какую роль сегодня играют арт-институции для развития современного искусства?
А.Л.: С одной стороны, я институции в Новосибирске не застал, с другой, те, которые застал, мне не дали ничего. Открывался у нас ненадолго Центр современного искусства и закрылся быстро. Это эпизодические грибы, из-под земли выпирающие, то Центр современного искусства, то томский ГЦСИ, то еще что-то вылезет, сейчас какая-то новая институция в Новосибирске. Для меня это все второстепенно, мне это все и не нужно, потому что Монстрация делается на улице вне институций, она не нуждается в такой поддержке.
П.Ч.: Кстати, что за хинкали появляются в Москве? О чем это?
А.Л.: Хинкали, ну, абсурдизм такой. Я сделал одну хинкали, прилепил ее возле Замоскворецкого суда. Написал такой вот пост, что это не просто хинкали, что это программа. На удивление, этого поста было достаточно для городских медиа, чтобы написать новость, что вот дескать программа. В целом, конечно, это очень устаревшая шутка, для меня это шутка над историей про программу 200 храмов, которой уже лет 5.
П.Ч.: А сейчас ты над чем работаешь?
А.Л.: Вот, хинкали делаю. Я сделал еще две штуки, так что осталось еще 197.