Анна Арутюнян: "Я верю в просветительскую функцию музеев"

Art Узел продолжает публикацию цикла интервью, посвященного кураторам в галереях и за их пределами.

Анна Арутюнян. Родилась 18 июля 1983 г. В 2006 г. окончила Отделение истории и теории искусства исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. С того же года работает в Научном отделе Московского музея современного искусства (MMOMA). Занимается исследовательской и кураторской деятельностью. Многие проекты осуществляет в соавторстве с Андреем Егоровым. Основные кураторские проекты: «От штудии к арт-объекту» (2009 г., MMOMA); «Технэ: актуальное искусство в диалоге с наукой» (2012 г., Экспоцентр); «Сны для тех, кто бодрствует» (2013 г., MMOMA). Ассистент куратора: «Искусство есть искусство есть искусство» (2011-2012 гг., MMOMA). Член кураторской группы: «День открытых дверей: особняк – гимназия – клиника – музей» (2009-2010 гг., MMOMA)

В Москве открывается много выставок, и мы скорее знаем имена художников, чем кураторов. Какова вообще роль куратора выставки, и насколько от этой фигуры зависит успех мероприятия?

- Выставки, как известно, бывают очень разными – от камерных экспозиций в галереях, представляющих, например, последние работы какого-либо одного художника, до полноценных ретроспектив и больших, сложноустроенных тематических проектов, которые могут объединять до нескольких сотен авторов. Поэтому и подход к созданию и организации выставок, очевидно, разнится. В то же время я убеждена: чтобы «собрать» любую экспозицию, по определению нельзя обойтись без человека, который выступит «движущей силой» проекта, придумает что, почему и как показывать. То есть без того, кто, по сути, возьмет на себя выполнение кураторской задачи. Различие заключается в масштабе мероприятия, умственных и временных затратах, а успех «продукта» зависит от конкретной предложенной идеи – грамотной и интересной или же не очень, и, конечно, от способностей и возможностей (в том числе и финансовых) ее реализовать. Эти правила распространяются на всех – и на рядового научного сотрудника в музее, и на «звездного» фрилансера. Известно, что куратором в области современного искусства могут стать (и зачастую становятся) не только искусствоведы, но и другие специалисты-гуманитарии, и сами художники. Лично я не вижу в этом ничего плохого или странного. Если у человека достаточно знаний в области истории и теории искусства, развито аналитическое мышление и имеется вкус к кураторской стезе, он вполне может попробовать себя в этом качестве. Здесь можно привести аналогию с писательской деятельностью – кто только не занимается сочинением текстов! Куратор (можно называть его и иначе, например, «руководитель проекта») – это ведь не какая-то фундаментальная профессия, а определенный набор функций, которые ты должен выполнять, работая над выставочным проектом, особая сфера ответственности. Специфика же музейного куратора состоит в том, что ты еще и отвечаешь за определенную коллекцию, изучаешь и репрезентируешь ее, причем не только посредством выставок.

Российский зритель недружелюбно относится к современному искусству. Своими проектами как-то пытаетесь повлиять на отношения искусства и общества? Если да, то, каким именно образом?

- Я верю в просветительскую функцию музеев. Человек, который делает выставки в музее современного искусства, становится чем-то наподобие адаптера между «непонятным» искусством и озадаченным зрителем, он должен хотеть и уметь работать на широкую аудиторию. В музей приходит самая разная публика – дети и пенсионеры, простые и искушенные зрители. Кураторская сверхзадача – постараться создать для всех них интеллектуально стимулирующий опыт, пускай не убедить, но заинтересовать. В музее наш Научный отдел отвечает за большие тематические экспозиции, которые в среднем сменяются раз в год. Посредством наших проектов мы не просто знакомим зрителя современными авторами и их работами, но стараемся вовлекать его в разговор об истории визуальной культуры вообще. Мы хотим показать, что «актуальное» и «традиционное» имеют множество точек соприкосновения, а современные художники часто говорят о знакомых вещах, только возможно более жестко и прямо. Зрителю нужно лишь преодолеть свое изначальное предубеждение и страх перед неизвестным. Важную роль в таком «переубеждении» играет стиль и тональность коммуникации. Главное найти баланс между тем, чтобы, с одной стороны, не профанизировать предмет, а с другой отходить от наукообразия в сопроводительных текстах, излагать свои идеи кратко, ясно и, по возможности, увлекательно. А это вообще-то довольно сложно. И конечно не следует поучать свысока. Мы стараемся сделать зрителя соучастником процесса, ставить вопросы и искать решение вместе с ним – тогда появляется шанс не потерять его на полпути и даже переманить на свою сторону. Вообще в нашем кураторском тандеме с Андреем Егоровым я постоянно выступаю адвокатом так называемого простого зрителя. Можно ли на самом деле зафиксировать «портрет» этого среднестатистического посетителя музея, я не знаю. Забавно, но для меня таким символическим реципиентом и партнером мысленного диалога всегда является моя мама – человек, лично никак не связанный с миром современного искусства. Если мне удастся удержать ее внимание, значит, я двигаюсь в правильном направлении.

Быть куратором – это обязательства перед зрителем, художниками и площадками, с которыми работаешь. Как справляетесь со стрессами?

- Честно говоря, у меня это все протекает довольно болезненно. По своей природе я не очень социальный человек. К тому же с каким-то гипертрофированным чувством ответственности. Ситуация осложняется еще и тем, что я делаю все медленно и совсем не умею переключаться. Готовлю ли я выставку или пишу текст для книги, я погружаюсь в этот процесс с головой. А мыслительная деятельность почему-то с особой силой активизируется в ночное время, поэтому и выспаться как следует не всегда удается. Работая в дуэте, правда, я время от времени все же потворствую своим социопатическим наклонностям: например, имею возможность наименее приятные для меня обязанности – скажем, общение с прессой, практически полностью переложить на партнера (благо ему это даже нравится). Ну, и получается, что ответственность и сопряженные с ней стрессы мы тоже делим пополам.

По сути, куратор распоряжается работами художников в процессе создания проекта: решает их экспозиционно, вносит свои комментарии в работу художника и даже привносит новые смыслы. Не страшно брать на себя такую ответственность?

- После того, как произведение покидает пространство мастерской, оно (хочет того автор или нет), перестает быть «вещью в себе» и реализует свою «открытую» природу. Попадая в различные выставочные контексты, обрастая комментариями и интерпретациями, изменяя свой смысл с течением времени, оно обретает собственную биографию. Момент столкновения с кураторской волей (волей искушенного зрителя и интерпретатора) – часть этого естественного жизненного цикла. Другое дело, что у художника бывают четкие требования, к способу экспонирования работы, и куратор, конечно, должен их учитывать и по возможности выполнять. В противном случае имеет смысл все же обсудить с автором приемлемые варианты. Ведь и куратор, и художник, оба заинтересованы в том, чтобы показать данное произведение в наиболее выгодном свете.

Что можно назвать ошибкой куратора?

- Ты – живой человек, от проекта к проекту ты учишься и развиваешься в профессиональном смысле, и ошибки у тебя, как автора и организатора проекта, могут быть самыми разными. Нужно относиться к себе с пристрастием, анализировать свою работу и стараться не наступать на одни и те же грабли дважды. Банально, но факт. Интереснее другое. Ошибки, неточности, непредвиденные сложности, которые возникают то тут, то там на разных стадиях подготовки выставочного проекта, порой, совершенно неожиданно, приводят к наиболее удачному из всех возможных решений. В моей практике такое случалось неоднократно. Поэтому для меня успешный проект – это не только хорошая идея, продуманность всех деталей, контроль и собранность, но и мучительное «сопротивление материала», и спасительное вмешательство провидения.

Существуют институциональные и вне институциональные проекты. Был когда-нибудь подобный опыт?

- Пока мне удалось реализовать себя только как музейный куратор. Несколько раз мы с Андреем делали небольшие проекты вне стен музея, для «внешних» площадок, но и там представляли коллекцию MMOMA. Вообще у нас есть идея «внеинституциональной» выставки, и было бы интересно поработать напрямую с художниками и галереями, освоить новое пространство. Хотя аффиляция с музеем нам пока только помогала.

Неизбежный вопрос о поиске «главного действующего лица»: чья идеология лежит в основе выставки – куратора или все же галереи, в рамках которой проходит выставка? Или сейчас уже все настолько регламентируется законодательством, что наше государство можно назвать идеологом и основным куратором современного искусства?

- Генеральную выставочную политику MMOMA определяет исполнительный директор – Василий Церетели. При этом он не боится рисковать и нам, в сущности, еще молодым сотрудникам Научного отдела, предоставляет большую степень творческой свободы, доверяя курирование ответственных выставочных проектов. Для отечественных музеев такого ранга, я думаю, это вообще уникальная ситуация. Что касается конкретных выставочных идей, то они приходят с разных сторон. Например, в 2008 году Василий предложил нам сделать проект, прослеживающий взаимоотношения отечественного современного искусства и академической традиции, уходящей в XVIII век. Так появилась первая тематическая экспозиция «От штудии к арт-объекту». Наша с Андреем нынешняя экспозиция «Сны для тех, кто бодрствует» придумана и разработана полностью собственными силами. Идея сосредоточиться на вопросах визуального восприятия, на оппозиции истинного и ложного образа, пришла Андрею на конференции в США, во время одного из докладов, посвященных не актуальным практикам, а художественной теории Дюрера. Василий утвердил нашу концепцию и в дальнейшем уже только контролировал процесс.

Чего не хватает кураторам сейчас, кроме денег?

- Обычно критически не хватает времени. К сожалению, пока редко удается добиться идеальной «сделанности» проекта, успеть к открытию отшлифовать все детали. Этот так называемый high finish проявляется не только на содержательном уровне, но и в том, насколько аккуратно выкрашены стены, не отходит ли где-то плинтус, на удобной ли высоте расположены сопроводительные тексты и т.п. Такие, казалось бы, «бытовые» мелочи чрезвычайно важны для целостного восприятия выставки и свидетельствуют об уважении к посетителю. Достичь этого можно только при адекватном планировании, организационной четкости и отлаженности командной работы: когда определенные функции закрепляются за конкретными людьми, когда все вместе действуют на благо общего дела. Свойственная же всем госучреждениям бюрократическая волокита (тендеры, выделение государственного финансирования), наоборот, чрезвычайно затрудняет процесс. А еще не хватает повседневной культуры общения. На мой взгляд, нужно в корне менять нашу российско-советскую рабочую этику. Было бы здорово, если бы все участники проекта научились работать не за страх, и даже не за совесть, а в удовольствие.

Есть еще что-то, о чем хотелось бы поговорить? Может быть самый банальный вопрос – творческие планы?

- Я не из тех людей, кто загадывает на будущее. Какие-то проекты возникают сами по себе, каждый в свое время. Я никогда не мечтала о кураторской стезе, просто так вышло, что работая в музее, я получила возможность делать выставки.

Интервью: ART УЗЕЛ

Фотографии предоставлены Анной Арутюнян.