Егор Рогалев и Евгения Суслова о проекте Icons

Над интервью работали Мария Назарова, Анна Киященко

Фото: Иван Новиков-Двинский . Предоставлены ММОМА

17 марта в музее Вадима Сидура завершился выставочный проект Егора Рогалева и Евгении Сусловой, который представлял собой мультимедийную интерактивную инсталляцию – исследование альтернативных зрению способов взаимодействия с реальностью. В проекте художники опирались на современные когнитивные исследования и на данные «Загорского эксперимента»: в 70-х в СССР была разработана педагогическая программа, по результатам которой четверо слепоглухих с детства выпускников Загорского интерната поступили в МГУ, успешно прошли обучение и социализировались.

Мы попросили Егора и Евгению рассказать о выставке и дальнейшем развитии проекта.

Евгения Суслова, Егор Рогалев. Фото предоставлены художниками

Мария Назарова: Расскажите о выставке. Как пришла идея проекта? Почему вы решили обратиться к теме альтернативных способов взаимодействия с реальностью? Приходя на выставку, мы все настроены на визуальное восприятие, а вы сделали упор на другие ощущения.

Егор Рогалев: Лично мой интерес к теме и контексту был определен проектом «Общее целое», состоявшимся в Музее Сидура в 2015 году при поддержке фонда V-A-C и фонда поддержки слепоглухих «Со-единение». Проект был инициирован Ярославом Алешиным, на тот момент директором музея, в соавторстве с кураторкой фонда V-A-C Анной Ильченко. Выбор места проведения был отнюдь не случайным. Тема инвалидности и травмы занимала важное место в творчестве самого Вадима Сидура. Кроме того, мастерскую и музей Сидура неоднократно посещали воспитанники и выпускники Загорского интерната для слепоглухих. Таким образом, это пространство можно считать одним из первых мест, где состоялась встреча людей с особенностями восприятия с современным искусством. 

Для меня проект «Общее целое» был и остаётся одним из самых важных художественных событий последних нескольких лет. Обозначенный проектом круг проблем сильно повлиял на мои собственные художественные стратегии и интересы. Сегодня практики, ориентированные исключительно на визуальное восприятие, становятся всё более манипулятивными в связи с тем, что сама современная культура перенасыщена визуальными образами. Изображения становятся частью технологических и маркетинговых процессов, их восприятие по большей части происходит неосознанно, в фоновых и пассивных режимах. В связи с этим опыт людей, использующих другие каналы восприятия для взаимодействия с миром, показался нам очень важным.

Евгения Суслова: У меня интерес к теме появился лет 18 назад и пришёл из поэзии. Поэзия — это практика, по определению работающая с когнитивной периферией, ищущая язык для того опыта, который во многом и конституирует субъекта на самых глубоких планах. Мне всегда были интересны внутренние микрособытия, для описания которых требовался совершенно особый микросемиозис. Одна из наиболее важных тем — это возможность работать в языке с qualia — с тем, что, собственно, всегда находится на границе выражения и невыразимости. В практике медиаискусства я стремлюсь конструировать такие ситуации, в которых субъект мог бы получить возможность особого доступа к себе. Произведение искусства для меня похоже на осознанный сон и пересборку своего внутреннего опыта как социального. 

В совместной с Егором работе Icons мы исследовали возможность распределенного социального интерфейса, частями которого были две комнаты: «Система контакта» и «Система отображения». В одной комнате — «Системе контакта» — субъект мог осуществить действие, которое не было распознано как конкретный знак, это своего рода «сумеречная зона», как говорит Егор, в которой контакт становится возможен — и при этом каждое прикосновение оставляет отпечаток. Не бывает действий без отпечатков, просто многие из них, наверное, большая их часть, в нашем опыте навсегда остается в зоне невидимого и неразличимого. 

В случае пространства выставки мы создали такую среду, в которой каждое неозначенное социальное микродействие вызывает возмущения в шумовом фоне. Здесь нам помогал Андрей Смирнов, без профессионализма и чуткости которого нам было бы не справиться. Находясь в соседней комнате — «Системе отображения» — можно было услышать эти возмущения, но нельзя узнать, кто их производит. В определенном смысле мы хотели создать разорванный интерфейс между причинами и следствиями. 

Чтобы найти особый доступ к внутреннему переживанию, нам с Егором показалось важным обратиться к опыту людей, для которых на первый план выходят тактильное и вибрационное восприятие. В книгах О. Скороходовой и А. Суворова очень подробно описано, насколько сенсориум людей, для которых зрение и слух не являются ведущими каналами, отличается от вполне типичных сенсорных моделей. Для нас Icons — это проект про возможные режимы внимания как основу познания и практики искусства. 

Фрагмент экспозиции

М.Н.: Во время подготовки проекта вы изучали методики, которые разрабатывались ещё в довоенном СССР, и опыт реабилитации слепоглухих детей в Загорском интернате. Почему вас это заинтересовало? Связано ли это с неким личным опытом, или вы заинтересовались данным вопросом во время работы над выставкой в Музее Вадима Сидура?

E.Р: Сегодня, благодаря различным техническим средствам, в первую очередь связанным с возможностью визуализации активности различных зон коры головного мозга, у нас появилась возможность получить более точное и развернутое представление о том, как осуществляются различные мыслительные процессы. 

Последние исследования в области нейронауки предполагают, что способность к усвоению определенных знаний и навыков напрямую связана с пространственным ориентированием и навигационной системой мозга, а также с отделами, отвечающими за различные моторные функции. Несмотря на то, что подобные исследования отталкиваются от несколько иных предпосылок, сегодня мы вполне можем утверждать, что многие методики, разработанные в ходе «Загорского эксперимента», получают обоснование из сферы современной нейронауки.

На этом примере становится понятно, как это работает. Простейшие моторные действия, например, способность самостоятельно завязывать шнурки на ботинках или подносить ложку ко рту, становятся фундаментом, на котором, благодаря опыту и социальному взаимодействию, возникают действительно сложные структуры.

История с пластилиновым оврагом, вылепленным слепоглухой девушкой Юлией Виноградовой после многочисленных прогулок по нему, — это ещё один потрясающий пример подобной взаимосвязи, когда внутреннее представление об объекте или явлении, масштабы которого явно превосходят возможности тактильного восприятия (овраг — это, естественно, не то, что можно ощупать), складывается из маршрута и пространственного перемещения.  

«Познание — это действие», — это утверждение неоднократно повторяется в книге чилийских нейробиологов Франциско Варелы и Умберто Матураны «Древо познания, биологические корни человеческого понимания». В данном случае важно, что для людей с особенностями восприятия познание всегда является активным процессом, требующим реальных усилий, который приводит к активации особенного типа опыта взаимодействия с миром и развитию способностей, в обычной ситуации вытесненных в периферийные зоны. И, если мы хотим помыслить иные отношения и иные способы коммуникации и вернуть себе интенсивность переживания жизни, то всё это требует точно таких же реальных усилий от каждого из нас. Это особенно важно в современной технологической реальности, которая делает нас заложниками манипулятивных и рассредоточенных режимов внимания и пассивных режимов восприятия информации, по большей части визуальной. 

Фрагмент экспозиции

М.Н.: Что бы вы хотели, чтобы зрители почувствовали после посещения выставки? Есть ли какой-то важный месседж, который вы бы хотели донести?

Е.Р.: Не думаю, что в Icons заложен какой-то готовый смысл или чёткое и однозначно артикулированное послание. Скорее, нам хотелось создать некую систему — или машину — опыта и взаимодействия, которая могла бы сама рождать смыслы, ощущения и трансформировать восприятие зрителя без нашего прямого участия. Первая комната «Система контакта», в которой находится модель пластилинового оврага, или, вероятнее, памятник оврагу Юлии Виноградовой и её внутреннему представлению, — это, как уже Женя сказала выше, некая сумеречная зона, где происходит получение сигналов. Прикосновения людей оставляют на пластилине отпечатки, а также отзываются звуками, которые транслируются в соседнюю комнату, обозначенную как «Система отображения». В ней уже происходит сопоставление этих сигналов и импульсов: отпечатки раскладываются на характерные, похожие на иконки, паттерны и отдельные сегменты, содержащие потенциал для формирования знаковой системы. В определенном смысле эта модель описывает процессы, задействованные в ходе «Загорского эксперимента», но также их можно интерпретировать и на более глобальном уровне без привязки к специализированному контексту.

Е.С.: Для нас на первый план выходит ситуация прямого опыта человека в спроектированной нами среде. Несмотря на то, что в работе есть спектакулярный момент — стол с вырезанными отпечатками пальцев в «Системе отображения», который я называю «Стол для рассматривания субъектом самого себя», — работа в целом акцентирует сами принципы интеракции. Первый момент, который наиболее значим для меня лично, это проблематизация субъекта как такового: он может обнаружить изменение среды только в том случае, если в пространстве выставки есть кто-то ещё, при этом они (посетители) не видят друг друга, находясь в соседних комнатах. Второй момент — когда мы проектировали овраг, то стремились создать абсолютно чувствительную поверхность, взаимодействуя через которую люди получают своего рода мгновенный отпечаток среды в конкретный момент времени. Так прикосновение становится знаком. В соседней комнате, «Системе отображения», находятся отпечатки пальцев. Каждый из оставленных посетителями отпечатков потенциально также мог бы быть увеличен. И этот знак находится в мерцающей зоне, потому что в одном случае он служит идентификатором личности, если речь идет о биометрии, а в другом случае он существует просто как слепой знак, на грани неразличимости, нечитаемого узора. Превращение того или иного действия в знак зависит исключительно от режимов нашего внимания, и это третий важный пункт в нашей работе на настоящем этапе. 

Фрагмент экспозиции

М.Н.: Как вы думаете, опыт советских ученых применим к нашей реальности? Ведь с тех пор появилось множество новых технологий и возможностей. Изучали ли вы, как сегодня происходит адаптация слепоглухих людей?

Е.С.: Частично Егор уже ответил на это вопрос. Этот аспект был очень важен для нас — перекинуть мост от опыта 1960-х годов к современной практике когнитивных исследований и к тесно связанных с ней нейрофилософии и новой феноменологии. Нас здесь интересовала не совсем адаптация. Нормализация и социализация — это не наша тема. Всё-таки проект Icons сложно назвать социальным и инклюзивным, как об этом принято говорить. Скорее, он касается вопроса языка в его фундаментальном плане. Нас интересовало, как, минуя мейнстримные каналы, могут быть созданы системы контакта для всех без исключения людей, предполагающие особые режимы внимания и воображения. Мы художественно исследовали вытесненные на периферию способы познания мира и их потенциал в сфере искусства. 

М.Н.: Собираетесь ли вы дальше работать с темой тактильных ощущений? Может быть, уже есть идеи для следующих работ?

Е.Р.: Мы вместе с Женей планируем развивать идеи и темы, положенные в основу этой выставки, в рамках большого коллективного проекта, в котором будем участвовать не только в роли художников, но и в роли кураторов и организаторов процесса. Кроме того, недавно в рамках выставочного проекта ГЦСИ «Искусство быть» я организовал перформанс «Орган памяти», в котором предложил новые способы осмысления событий, связанных с массовыми политическими репрессиями 1937–1938 годов, непосредственным образом затронувшие людей с особенностями восприятия. 

Е.С.: Могу сказать, что тактильность — это лишь один из моментов. Речь идёт о более широкой проблематике — отношении режимов внимания, новых технологий, проницаемости внутреннего опыта. Особое отношение устанавливается между языком и сознанием. Мне было бы интересно продолжить конструировать такие ситуации опыта, в которых была бы затронута «трудная проблема сознания» (hard problem of consciousness), касающаяся вопроса о соотношении сознания (mind) и его материального субстрата (brain). 

М.Н.: Что бы вы могли посоветовать начинающим художникам? Возможно, у вас есть опыт, которым вы бы могли поделиться?

Е.Р.: Часто художественное производство превращается в инструментализацию уже готовых смыслов, вместо того, чтобы быть их постоянной пересборкой на основе непосредственного вживания в материал. Поэтому мне очень хочется, чтобы художники проживали каждую собственную работу как реальный опыт. 

Е.С.: Я бы хотела сказать, что важно не относиться к языку как к данности и не мыслить его границы как кем-то уже заранее определенные.