Вне поля зрения. Александр Ижевский

Кто такие реставраторы? Это люди, реставрирующие произведения искусства. Их работа не видна, но без них мы бы не увидели ни древнерусских икон, ни ранних работ Ильи Кабакова. Это бойцы невидимого арт-фронта. Как происходит реставрация произведений искусства? Какие виды реставрации бывают? Чем отличается реставрация классических произведений искусства от современных? Мы решили поговорить с несколькими представителями этой профессии и ответить на эти и некоторые другие вопросы.

Александр Ижевский. Реставратор живописи 2-ой категории (Государственная Третьяковская галерея). Окончил МГАХУ памяти 1905 года (специальность - художник-реставратор живописи-графики); МАРХИ (специальность – архитектор). Стаж работы в Государственной Третьяковской галерее 14 лет.

Александр расскажите о своей работе.

Работа у меня ответственная, сложная, кропотливая и в то же время интересная и веселая – приходится всё время что-то придумывать и сочинять. Честно говоря, я не знаю реставраторов, которые бы не любили свою профессию. Отдел реставрации – это зона повышенной ответственности, работы нам передают из хранения по определенному акту. У нас ведь тоже, можно сказать, мини-хранилище, потому что работа может находиться тут от нескольких дней до нескольких лет. На период работы мы берем на себя всю ответственность за произведение. Обычно, перед тем как мы забираем работу, проходит реставрационный совет, на основании которого работа передается в реставрацию. При поступлении к нам ее тщательно описывают и фотографируют – любая трещинка, любой скол учтен. Потом проходит внутренний реставрационный совет, на котором выносится решение, как и по каким стадиям производить восстановление. Я не могу по своей воле что-то там корректировать, у меня есть протокол реставрационного задания. Если в процессе происходит какое-то изменение, то снова собирается совет, и выносится новое решение. То есть ответственность большая. Конечно, она во многом зависит от уровня и известности вещи, но в любом случае ошибиться нельзя, поэтому семь раз отмерь, один раз отрежь, как-то так.

Скажите, Вы считаете свою работу творческой?

Музейные реставраторы, конечно, люди творческие. А как иначе работать с искусством? А если уж посчастливилось заниматься современным искусством, то тут никаких границ нет, так как нет никаких утвержденных технологий восстановления. Приходится выдумывать что-то, консультироваться…

Какие самые интересные работы Вы реставрировали?

Сейчас проходит выставка «Метогеография», где висит работа «Воспоминания о Якутии» Георгия Кизевальтера. Это карта, на которой наклеены разные артефакты, привезенные из Якутии – лошадиная шкура, распиленный сосуд… Когда произведение пришло к нам, около 40% предметов просто не было. Хранители связывались с автором, чтобы получить информацию как, должна выглядеть картина, автор прислал нам фотографии и описание, его мысли и идеи, по которой мы, в свою очередь,  восстанавливали произведение. Например, пришлось делать муляж отсутствующего якутского ножа, потому что настоящий нож в зал мы вывесить не можем. Заказывались разноцветные неоновые лампы…  На самом деле очень много попадется интересных вещей. Чаще всего они разнородные, в них могут встречаться и 10 различных типов материалов и сопутствующих предметов. Какие-то предметы еще можно найти, а какие-то нет смысла искать, потому что нигде не сохранились. Например, я реставрировал инсталляцию Олега Кулика, работа 1990-х годов. На ней были приклеены советские соски с желтой резиной, которые с годами истлели. Соответственно, я стал искать аналог той самой соски, что на первый взгляд кажется абсолютной ерундой, но на самом деле эти соски больше не производятся. Все наши знакомые знают, что если где-то у деревни «Березайка», встретится данный вид соски или другой какой предмет, нужно звонить мне, а я их прошу купить все, что есть! То есть некоторые предметы, которых раньше было в избытке, сегодня буквально на вес золота. Сейчас мы, кстати, в поисках старых тюбиков для краски, которые мягкие со свинцовой оболочкой. У вас, случайно, не завалялось? (Смеется)

С какими произведениями интереснее всего работать? С классическими или современными?

Сложно сказать. От однообразия очень быстро устаешь, поэтому оптимально, когда ты чередуешь в работе классические и современные произведения. Хотя, конечно, с современным искусством не соскучишься – очень много разнообразных техник и материалов.

А с реставрацией произведений искусства концептуализма Вы сталкивались?

Есть вещи, в которых играет роль материал, а есть вещи, где главное – концепция, то есть мысль, вложенная в произведения. В принципе это не музейная практика, но я думаю, что скоро все придут к тому, что какие-то концептуальные вещи проще воссоздавать. Например, в некоторых инсталляциях оригинальные вещи заменяются аналогами: может быть какой-то принт (а оригинал лежит в хранении). То есть и концепция соблюдена, и вещь в сохранности. Многие произведения авторы делают непосредственно в зале, то есть они приезжают к нам и создают произведения. Но после закрытия выставки мы же не будем выпиливать стену, чтобы сохранить произведение. А иногда автор делает что-то, думая, что это произведение проживет пару дней. А оно оказывается в Третьяковской галерее. К нам иногда попадает живопись на какой-нибудь клеенке. И как это реставрировать? Приходится сильно ломать голову. Мы же должны ее хотя бы законсервировать.

Вещи Кабакова, например «Автоматы и цыплята», где снаружи цемент, а внутри поролон и фанера. Поролон нужно как-то стабилизировать, потому что бетон начинает трескаться… Тут приходится работать с художником, консультироваться, благо есть возможность. В те годы ведь всё делалось из того, что было под рукой.

Почему автора нельзя допускать к реставрации?

Почему нельзя? Ну, в музейной практике, конечно, не желательно, потому что автор начинает не реставрировать, а переделывать работу. А если случился какой-то форс-мажор, когда много вещей пострадало в мастерской художника, например, из-за прорыва трубы, то автор не может просто принести к реставратору свои работы и попросить их спасти – это слишком дорого для художника. В таких случаях он сам может спасти свои работы, посоветовавшись со специалистом. Реставраторы, как правило, всегда проконсультируют художника, как правильно поступить в той или иной ситуации. Между автором и произведением нет дистанции, у реставраторов другой подход – мы стараемся прежде всего не навредить и не изменить, сохранить вещь такой, какой автор ее сделал. Мы не можем внести ничего своего. Авторы утраты чаще всего закрашивают и записывают, реставраторы так никогда не работает. Реставратор работает в пределах утраты. Первая наша задача – законсервировать вещь.

Есть ли какие-то виды консервации?

Конечно. Для каждого материала свой состав.

А потом состав убирается?

Конечно, реставрация должна быть обратима. Условно необратимые материалы используются только после ряда тестирований и решения реставрационного совета, когда других путей нет. Это уже техническое изменение памятника. Это самая крайность.

Были ли на Вашей памяти работы, которые невозможно восстановить?

Сложно сказать. Если утраты составляют больше 50%, то в музейной реставрации нет никакого смысла, а тем более - в ее восстановлении. Такую работу консервируют и убирают в хранение, либо, если она представляет особую ценность, ее консервируют и оставляют как есть. Реставрация более 50% - авторство становится сомнительным. Конечно, в коммерческой реставрации другие законы. Мы говорим сейчас о музейном подходе. Можно восстановить какой-то фрагмент, если есть материалы и какие-то документы о том, как вещь выглядела раньше. Но это в исключительных случаях и по решению совета.

Какими материалами художнику не стоит пользоваться, чтобы потом не возникало проблем с реставрацией?

Тут все зависит от задачи, которую автор ставит перед собой. Если он планирует куда-то выставлять работу, то о материалах стоит задуматься еще до создания. Это нормальная подготовка. Конечно, можно сделать на эмоциях, но это двухдневное искусство. Поэтому нужно учитывать совместимость материалов, выбирать более стойкие, ведь сегодня они ваши, а завтра они в музее. Историю предугадать невозможно.