Несмотря на то, что уже давно дети не мешают развитию карьеры, а так же не препятствуют свободным передвижениям по миру, жизнь молодых родителей сильно меняется. Людмила Аношенкова, мать двоих детей и преуспевающий художник, решила поговорить с творческими родителями и узнать, с какими трудностями им пришлось столкнуться, как строится теперь их жизнь и, главное, как они умудряются совмещать работу и воспитание детей.
Людмила Аншоенкова: Три года назад, когда знакомая художница, мать двоих детей, говорила, что на четыре года выпала из художественной жизни, мне показалось это диким. Тогда я училась в Академии художеств в Вене. Участвовала в выставках, ездила по Европе. Делала международный проект Артстримшоп с Аней Ходорковской. Молодой амбициозный художник.
Муж жил в Москве. Но однажды мы заговорили о детях. Я долго не хотела, он не настаивал. И вот мы захотели. Одновременно. Мне до сих пор желание родить детей кажется иррациональным. Потому что люди ищут лучшего, а с детьми падает уровень свободы, доходов и, по-статистике, уровень удовлетворенности жизнью.
Штамп: дети - счастье работает. Но я уверена, что для родителей-художников - это только штамп, ибо лучше развито критическое отношение к действительности. Возможно рождение детей – это способ инициации. По крайней мере, мы с мужем почувствовали в себе достаточно моральных сил, чтобы взяться за воспитание отпрысков. У нас получилось двое очаровательных детей. Мальчик и девочка. Обнимашки и розовые сопли в инстаграм и фейсбуке. Они собирают лайков больше, чем фото современного искусства. Проблем с ними немного, благодаря моему легкому отношению к жизни. Но за два года я выпала из художественной тусовки, перестала учиться в Венской академии и испортила отношения с подругой – главным партнером по арт-проектам. Сказались 2.5 года непрерывных беременностей-кормлений.
Когда я выползаю на вернисажи и знакомые удивляются, почему без детей, я не могу внятно объяснить. Не объясню, почему не делаю проект из жизни с детьми или еще кучу интересного.
Для объяснения нового статуса я буду беседовать с художниками-матерями и художниками-отцами. Мы поговорим об изменении жизни после рождения детей. Зачем? Чтобы найти понимание художественного сообщества. Чтобы помечтать об инфраструктуре для художников с детьми: студиях, резиденциях. В конце-концов, чтобы стало легче от осознания того, мы не одни творим в перерыве между сменой подгузников.
Михаил Заиканов родился в Москве в 1983 году. Учился в Школа им. Родченко с 2010 по 2012 год, так де в 2012 году учился в Институте проблем современного искусства. Персональные выставки: После тайфуна (ЦСИ Заря, Владивосток, 2016), Ничего такого (Галерея ART re:flex, Санкт-Петербург, 2014), Домашняя работа (Random gallery, Москва, 2014), Правила игры (Галерея КОМНАТА, Москва, 2013), Идея, Свобода, Вперед (Площадка СТАРТ, Москва, 2012).
Людмила Аношенкова (Л.А.): Расскажи немного про себя и своего ребенка.
Михаил(М.): Меня зовут Михаил Заиканов, мне 32 года. Моему сыну почти два года. Прекрасный парень, блондин, который любит музыку.
Л.А.: Можешь рассказать, как изменилась твоя карьера после появления сына?
М.: Мне кажется, понятие «карьера» относится больше к банковским работникам. Когда я встречаю нынешних студентов Школы Родченко, все обязательно спрашивают: «Как поживает карьера?» После двух с лишним лет проведенных в Питере, когда появилось, больше времени, чтобы подумать, я понял, что Родченко в этом смысле очень влияет на людей – тебе быстро дают все инструменты, теорию и ты встраиваешься в некую фабрику. Мне такое не подходит.
Мой первый сравнительно большой проект был на «Старте». Там меня поразило, что у выставки вообще был бюджет – неужели кто-то вообще может дать деньги на искусство? До этого я участвовал в совсем маленьких инициативах, которые никак финансово не поддерживались. После этого у меня было 3 выставки в «Комнате» в Москве в Random, потом у меня был проект в питерской «Арт-галерее» и маленькая выставка, ее помог сделать Саша Белов.
Л.А.: Что называется, жизнь бьет ключом!
М.: Да, а в тот момент, когда моя жена уже была беременна, в Питере проходила Манифеста. Там было очень много выставок, интересных событий – вот тогда действительно жизнь била ключом.
Л.А.: А когда родился ребенок?
М.: Все утихло. До конца 2014 года я еще как-то участвовал в каких-то выставках, а в 2015 году не принял участия ни в одной. В конце 2015 года меня спросили в одной питерской галерее, что я сделал за год, я так и ответил: «Ничего». Мой друг Володя Потапов примерно в то же время мне написал в фэйсбуке: «Миш, я понимаю, что рождение детей – это сложный барьер, который нужно пережить. Но, пожалуйста, не бросай искусство. У тебя хорошо получается». Это были очень важные слова поддержки в тот момент.
Л.А.: Кстати, и правда – поддержки очень не хватает. Получается, с рождением детей ты выпадаешь из жизни, мало с кем общаешься, следовательно, не получаешь никакого фидбэка. Искусство – это способ коммуникации, поэтому и от него постепенно отходишь.
М.: Я заметил, что люди вообще не афишируют свою личную жизнь. Это правильно, на то она и личная, но возникает ощущение, что с детьми на многие мероприятия прийти неуместно. Даже в тот же музей Гараж нельзя прийти с коляской.
Мне кажется, это неправильно – посмотрите на те же открытия в Берлине. Там люди приходят на открытия с детьми, и всем весело. Мне это намного ближе, ведь я хочу, чтобы мой сын знал, чем я занимаюсь.
Л.А.: Скажи, а помешало ли рождение сына твоему развитию как художника?
М.: Рождение, естественно, было для меня большим потрясением. Так как мы приняли решение рожать дома, то я видел весь процесс, и это произвело на меня большое впечатление.
В тот момент я долго думал, что в жизни поменяется – такой экзистенциальный вопрос. Я понял, что больше не буду тратить время на то, что мне кажется несерьезным. Я начал намного больше ценить свое время.
Л.А.: А можешь посветить меня в тайны вашей семьи? Кто зарабатывает, кто занимается воспитанием?
М.: В основном зарабатываю я, но так как моя деятельность связана в основном с театром, то заработок непостоянный. Бывает так, что денег нет, потому что не сезон, но за то много предложений на будущее.
Сейчас с сыном сидит моя жена Катя, но я стараюсь ей помогать. Когда мы жили в Санкт-Петербурге, работы было мало, поэтому я много времени проводил с ними. Конечно, в Москве работы в разы больше, есть мастерская, в которой я пропадаю, но при этом стараюсь во всем помогать Кате, чтобы она не уставала.
Л.А.: А были ли у тебя какие-то иллюзии по поводу детей, которые развеялись?
М.: Очень смешно, но я себе представлял, что сын сядет рядом со мной, а я буду рассказывать ему какая жизнь. Я утрирую, конечно, но я думал, что дети начинают понимать речь намного раньше. Сейчас сыну почти 2, и он не очень-то хочет говорить.
Еще я думал, что будет просто, но первые две недели быстро развеяли все иллюзии. У Кати был лактостаз, она отходила от родов… Все домашние дела легли на меня, плюс еще, конечно, постоянная забота о младенце. Еще был момент, когда мы с Катей сильно испугались – у малыша начался конъюнктивит на обоих глазах, они буквально не открывались, а у Кати в этот момент поднялась высокая температура – было очень тяжело. А потом внезапно отпустило – стало легче.
Была еще забавная история: первую зиму с ребенком мы решили провести в Черногории в относительном тепле. Сыну тогда было 4 месяца, в доме жило несколько семей. У одной из семей была здоровая собака, которая спала на всех диванах. Мы сразу же поняли, что нашего чистейшего младенца класть на эти диваны мы не будем. Но прошел месяц, и этот самый стерильный ребенок лежал на тех самых диванах, собака то и дело его облизывала, а мы только радовались. Это сильно нас продвинуло – теперь мы не паримся, если в магазине ему захотелось поваляться на грязном полу.
Л.А.: А как ты встраиваешь художественную деятельность в свой повседневный график? Зависит ли он от ребенка?
М.: Мне кажется, что никак не зависит. Обычно я просыпаюсь, мы завтракаем, я еду в мастерскую, после этого, если Катя с сыном в центре, я еду к ним, а если нет – то домой. Но бывает так, что я никуда не еду и остаюсь с ребенком, а Катя делает свои дела.
Л.А.: Обычно, когда ты проводишь много времени с детьми, то энергии на творчество уже не остается. Где ты ее черпаешь? В твоей жизни был период, когда ее не хватало?
М.: Я бы сказал, что у меня происходит не спад энергии, а некое «вымораживание». Мне нравится проводить время с мелким: мы веселимся, играем, зажигаем на площадках. Но в то же время я понимаю, что это не то, чем бы я хотел заниматься. Такие мысли совершенно не значат, что я жалею о времени, проведенном с ребенком, просто большую часть сил хочется тратить на то, что интересно мне.
Л.А.: А работать ты больше любишь один или с кем-то?
М.: Мне на много проще работается в одиночестве. Недавно в резиденции «Заря» у меня был опыт совместной работы в мастерской. Сначала я ужасно парился, но потом стало легче. Я мог прийти ночью и поработать один, а иногда мы работали все вместе, но часто отвлекались на всякие разговоры.
Л.А.: Насколько я знаю, ты там был вместе с семьей. Мы уже немножко затронули тему, что в художественном мире не принято ездить и ходить с детьми. Как вам позволили приехать в таком составе?
М.: Это была странная ситуация. Сначала туда поехали наши питерские знакомые, которые нам сказали, что там очень хорошо, живут они вместе и никаких проблем с расселением не возникло. Мы решили поехать тоже семьей – во Владивостоке хоть раз в жизни-то нужно побывать. Я переписывался долго с координатором проекта, но на мою просьбу поселить нас вместе с женой и сыном она довольно напряженно отреагировала и сказала, что им нужно будет поискать отдельное жилье. В результате найти у них ничего не получилось, и они сделали нам большое одолжение, что мы недолго пожили там все вместе, потом сняли себе квартиру.
Л.А.: А почему так?
М.: Потому что такие у них правила. При этом после нас приехал художник Дима Булныгин и сказал, что через пару дней приедет его девушка, и никаких нареканий не было. Наверное, тогда было уже меньше резидентов, но ситуация все равно вышла неприятная.
Л.А.: Получается, не хватает отдельной инфраструктуры для художников с детьми? Ну или просто какого-то понимания со стороны художественной общественности…
М.: Я думаю, и того и другого. Я как-то встретил знакомого художника, который мне сказал: «А, ну понятно, дети», будто бы у меня долги или я неизлечимо болен
При этом дети – это же прекрасно! Они делают такие вещи, над которыми мы, взрослые, даже не задумываемся. Наверное, об этом еще нужно спросить Катю…
Кстати, мы ездили на речном трамвайчике “Urban Fauna lab”, и там случилась тоже неоднозначная ситуация. Перед посадкой всех попросили сдать мобильные телефоны, чтобы вывести публику из зоны комфорта. На вопрос моей жены: «А если ребенок будет бегать и играть, это будет считаться выходом из зоны комфорта?» Организаторы сказали, что это у них запрещено. То есть тоже все очень однобоко.
Л.А.: У своей знакомой я встретила интересный пост в фэйсбуке: «Вы так много лайкаете фотографии моего ребенка, и так мало – мои работы…» Ты с этим сталкиваешься?
М.: Вчера я хорошо сфотографировал Катю с сыном, и поднялась бешеная активность, которой не бывает, когда я выкладываю свои работы. Такая иллюзия интереса к моей жизни.
Катя (К.): Я еще хотела сказать, что в России вообще есть такая проблема – все любят детей, когда они не доставляют хлопот. Почему-то в Питере мы особенно почувствовали, что нам нигде не рады. Например, приходишь в кафе с сыном, он не может долго сидеть, поэтому начинает капризничать. Естественно, это происходит не тихо. Гости могут начать отчитывать тебя за то, что ты не следишь за ребенком. По-моему, очень не толерантно с их стороны. Мы так устали от этого, что поехали в Берлин. Там совсем другая обстановка – все готовы понять ситуацию.
Л.А.: Получается, художественная среда – это отражение нашего общества. Странно, ведь у многих есть дети, значит должны относиться нормально к таким явлениям…
К.: Еще в музее Гараж странная ситуация – на первом этаже можно с коляской, а на остальных – нет. То есть весь огромный второй этаж предлагается маленькому человеку пройти ножками. Конечно, ребенок тянется все потрогать. Как тут посмотреть выставку, если нужно следить за ребенком? Мы с Мишей по очереди ходим.
М.: При этом для людей с ограниченными возможностями все предусмотрено. Хотя, конечно, лифт на второй этаж не работает – это смешно.
Л.А.: Вы могли бы дать какие-то советы художникам-родителям с высоты своего опыта?
М.: Не знаю, у нас все получилось очень органично. Не нужно быть готовым к рождению детей – это все равно происходит неожиданно. Нужно пользоваться любой возможностью.
