Изящная победа над гендерными стереотипами

8 марта в московской галерее «ГРАУНД Солянка» открылась первая в России выставка концептуального ювелирного искусства на тему феминизма и гендерных стереотипов. По своему составу она уникальна: на ней представлены более восьмидесяти художников из разных стран, работающих в жанре contemporary jewerly. Проект под названием «9 марта» хочет показать российскому зрителю, что украшения — это значимая часть современного искусства, которая открыто говорит об актуальной повестке. 

Екатерина Шитова побеседовала с кураторами Катей Рабей, Машей Стариковой и Александрой Павловской о том, что сделало эту выставку такой резонансной. 

Текст: Екатерина Шитова. 

Фото: Арсений Кунцевич

Выставка довольно непривычно выглядит в современном российском контексте. Как вообще удалось её организовать?

Катя Рабей: Жанр contemporary jewerly существует давно, просто на ландшафте современного искусства других стран он выглядит менее экзотично. Конечно, он не так популярен, как живопись, но о нём все знают. Но в России ещё никто не делал подобную выставку. Мы хотели показать, что в нашей стране такое искусство есть, и что с ним можно работать. На самом деле, это выставка не только для зрителей, но и для художников-ювелиров, которым тяжело выйти за рамки коммерческой практики. Даже если у них есть месседж, который они хотят донести до мира, их всё время останавливают практические соображения: «Как я это потом продам? Что вообще с этим делать?». Если они увидят, что многие зарубежные художники выставляются в московской государственной художественной галерее, для них это может стать толчком к чему-то экспериментальному и неожиданному

Маша Старикова: Мы очень хотели легитимизировать этот вид искусства, показать, что это не просто красивые вещи, а объекты со своим высказыванием, которое делает их современным искусством. Несмотря на то, что мы пришли с готовым проектом, в котором участвовали зарубежные звёзды, нас во многих галереях даже слушать не хотели. Если честно, мне даже кажется, что даже презентацию работ никто не открывал (смеётся). Все сразу говорили: нет, нам это не подходит, мы же искусством занимаемся, а не украшениями.

Катя: Мы столкнулись с тем, что наши пиарщики не смогли протолкнуть выставку во всякие глянцевые издания, потому что те отмахивались: мол, украшения — это вообще не про нас. Им в голову не приходило, что украшения — это не обязательно коммерция.

Александра Павловская: Нам очень повезло, что директор галереи Катя Бочавар — сама занимается wearable sculptures (скульптуры, которые можно носить на себе), и поэтому не пришлось ничего ей объяснять.

Вы упомянули, что на выставке оказалось около половины от всех присланных заявок. По какому критерию отбирались работы?

Катя: Мы отбирали работы вчетвером — просто листали слайд-шоу на проекторе и выбирали. Если вещь была спорной, мы дополнительно вчитывались в контекст, пытались понять, почему эта работа выглядит именно так. Примерно как работа Сигрун Палмизано «Голубое небо» — ты просто видишь серию брошек-осколков на фотографиях, и тебе сразу не очень понятно, что это. А прочитав текст, ты понимаешь, что это про три составляющих жизни женщины — кухню, работу и масс-медиа. Несмотря на то, что технологически здесь всё очень просто, мы её взяли. Концептуально она волшебна!

Сигрун Палмизано, «Голубое небо»

А что отличает contemporary jewerly от других видов современного искусства?

Катя: Дело в том, что в ювелирных украшениях, даже при отсутствии драгоценных материалов, используется техника очень тонко сделанных вручную застёжек-креплений. Ювелирное дело во многом о соединении — о том, как вещи крепятся к человеку и между собой. Это очень продуманное искусство, в котором нужно мыслить на несколько шагов вперёд. Поэтому ювелирный образ мыслей гармонично сочетается с общим месседжем выставки. Мы выбрали работы, в которых эти факторы максимально сочетаются. В некоторых нам настолько нравилось что-то одно — исполнение или месседж — что мы закрывали глаза на возможное несовершенство месседжа. Таких работ немного, но все они на высоте. У нас есть работы, чей месседж не совсем близок для нас. Но мы в самом начале решили, что берём все высказывания по теме — если человек против феминизма, то это его полное право. Если он эстетически интересно выразит свою точку зрения, то мы будем счастливы её представить. По сути, тут представлен диалог людей, которые говорят на языке украшений.

Присылали ли вам работы, которые по своему месседжу были антифеминистскими?

Катя: Совсем сексистких нет. Есть работа профессионального ювелира Максима Сытникова — маленький букетик роз, который раздавлен ботинком. На нём предусмотрительно поставлена цифра 37, чтобы всем было ясно, что это женский ботинок. Здесь месседж в том, что грубое и напористое движение феминизма растаптывает чуткую женственность. Мне кажется интересным, что человек высказал свою точку зрения. Но в своей обычной ювелирной практике он себе не позволяет подобных высказываний, хотя здесь оно супер-нарративно оформлено, его очень легко прочесть.

Автор: Максим Сытников 

Мне кажется очень ценным, что на выставке представлен «взгляд со стороны»…

Катя: Да, нам было важно сделать выставку о том, что украшения могут быть языком высказывания. А высказывать можно всё что угодно (смеётся). Совсем сексистские и гомофобные высказывания мы бы не стали принимать.

Маша: Есть ещё одна работа с типично мужским взглядом. Это подвеска в виде средневековых колодок с надписью «настоящий мужчина». То есть когда мужчина листает в Tinder анкеты, он очень часто видит в женских профилях всякие «мужчина должен», и его это задевает. Он должен заковать себя в колодки «настоящей мужественности». Но поскольку в мужских анкетах к женщинам тоже предъявляется много требований, то на обратной стороне колодок написано «настоящая женщина». Но всё-таки художник настаивает, что основная сторона - «мужская» (смеётся). Конечно, он проблему видит со своей стороны, и ему это ближе. В целом, мужских работ на выставке мало, и это печально.

Рыженков, «Настоящий мужчина»

Почему? 

Маша: В фем-дискурсе принято считать, что мужчины являются бенефициарами гендерного насилия, но на самом деле многие их проблемы попросту не проговорены. Гендерное неравенство имеет две стороны, и обе они нуждаются в освещении.

Как я поняла, на выставке много работ, в которых затронуты темы слатшейминга и репродуктивного насилия.

Катя: У меня есть работа «Judgements», это можно перевести как «Ярлыки». Она отсылает к работе канадской художницы Розеа Лейк 2013 года, которая стала вирусной. Художница задрала свою юбку и нарисовала чёрточки на ноге, каждая их которых соответствовала разной длине юбки и говорила о нравственности девушки. Самая высокая подписана как “slut”, а самая длинная - “prude”. Когда я делала своё ожерелье, я перенесла эти чёрточки в зону декольте — то есть чем оно глубже, тем больше тебя осуждают. Стиль каждого кулона очень различается: «ханжа» написано на крестике, «старомодная» - на жемчужном ожерелье, «зануда» - на сердечке от Тиффани, «Tease (Дразнящая)» - на таком типичном кулоне с вишенками, вроде тех, что дарят девочкам на тринадцатилетие, на хипповском ожерелье - «нахалка», «сама напросилась» - на реперской цепочке, а «шлюха» написано самым большим шрифтом, чтоб уж точно её увидеть. Все эти ярлыки женщина носит на себе одновременно.

Катя Рабей, «Judgements»

Маша: Моя работа - два обручальных кольца. Мужское абсолютно простое, а в женском есть шип, с которым кольцо очень легко надеть, но невозможно снять, потому что это причиняет физическую боль. Во-первых, это отражение личного опыта многих моих знакомых: женщинам зачастую сложнее выйти из отношений. У нас до сих пор есть представление, что женщина после развода — это «разведёнка с прицепом». Окружающие на неё давят, говорят «мы терпели — и ты терпи». Такое может быть и в ситуации домашнего насилия, с пресловутым «бьёт — значит любит». Это ещё и том, что женщина может выйти из отношений и чувствовать себя абсолютно счастливой, но когда она об этом говорит, ей не верят, начинают жалеть. Как будто одинокий мужчина — это бабочка, которая порхает с цветочка на цветочек, а одинокая женщина не может быть счастливой по определению. Работа с кольцами отсылает ещё и к тому, что женщина, которая выходит замуж и сидит с детьми, теряет карьеру и не может себя реализовать.

Автор:Маша Старикова

Я заметила, что во многих работах русскоязычных художниц обыгрывается стереотипное восприятие гендерных ролей — например, в работе Татьяны Лобановой «Часики тикают».

Маша: Да, так и есть. Например, я сделала колье, которое называется «Парни не плачут». Существуют стереотипы о том, что мужчины не должны выражать свои чувства. Из-за этого они в России в шесть раз чаще кончают жизнь самоубийством, потому что реже обращаются за помощью. Вообще, до сих пор сохраняется представление о том, что мужик должен оставаться мужиком и терпеть до последнего. Как видите, работа выполнена в виде колбы в форме сердца, которую мужчина таскает с собой. Внутри неё — слезы, которые невозможно выплеснуть, они кристаллизуются, и сердце раскалывается от дикого напряжения, которое они создают. Эта работа ценна тем, что говорит о том, что гендерные стереотипы вредят не только женщинам. Как я уже говорила, в феминистическом дискурсе принято считать, что мужчины являются бенефициарами гендерных стереотипов, а я думаю, что они огребают не меньше. Дело в том, что они вообще не научились говорить о феминизме. Очень часто от них слышишь, что «ваши проблемы — вообще не проблемы, нам ещё хуже!». Я говорю: да, может быть, вам ещё хуже, но я бы не стала этим меряться. Нужно решать все проблемы, а не игнорировать дискриминацию одних людей из-за того, что страдают другие.

Маша Старикова, «Парни не плачут»

Как вы считаете, наметится ли после этой выставки тенденция к тому, что contemporary jewerly начнёт развиваться в России?

Маша: Мы очень верим в это! В дальнейшем мы хотели бы делать выставки на другие темы, поэтому сейчас для нас первично — создать некое поле, показать самим ювелирным художникам, что можно делать смелые работы. Некоторые российские художники думают: зачем делать работу, если она непродавабельная, если её нельзя носить?

То есть российские художники боятся именно представлять украшения как современное искусство, или в принципе с осторожностью высказываются на темы феминизма и домашнего насилия?

Катя: Скорее первое. Им просто непривычно. 

Маша: У них пока нет такого опыта! Некоторые из российских художников-ювелиров известны во всём мире, но у нас их знают лишь профессионалы. Во-первых, выставиться за рубежом — это целая история. Фотографировать свои работы, переводить тексты на английский, переписываться…

Есть ли какая-то особенность российских работ, которая отличает их от зарубежных?

Маша: Возможно, это будет супер-субъективное мнение, но я думаю, что они заметно различаются! Из-за того, что у наших художников мало представления о том, как идея может доминировать над формой, они очень сильно отталкиваются от своего мастерства ювелира. Им важно сделать вещь, которую можно надеть; чтобы у неё хорошо работала застёжка. Мы это очень ценим, но это не даёт им свободы, потому что некоторые вещи могли быть выразительней, если бы они приняли тот факт, что кулон не обязательно носить для того, чтобы он был кулоном. В плане мастерства в Питере очень хорошая ювелирная школа. Есть очень сильные традиции, которые идут ещё от Фаберже, и в плане мастерства в России очень серьёзный подход. Поэтому ювелиры всё ещё делают прочный акцент на качестве исполнения, и из-за этого немного сковывают себя. Они работают в своей технике, их покупают коллекционеры, но у них всё ещё нет площадки, чтобы их показывали. Кстати, практически все, кто занимается контемпорари ювелиркой, из Питера.

Окей, получается, contemporary jewerly в России начинается с обсуждения фем-повестки. Может ли это позднее привести к обсуждению других тем в рамках этого искусства?

Катя: Конечно! Это же язык, на котором можно говорить абсолютно обо всём. А то, что мы находимся в государственной галерее, многим даст понять, что наше искусство имеет право на существование. 

Александра: Искусство создаёт культуру и поле для её восприятия. Условно говоря, сюда придут восемь человек, которые отрицательно относятся к подобным вещам. Два из них изменят своё мнение, и в следующий раз придут уже их друзья, и изменивших своё мнение станет не два, а четыре. Так меняется человеческое восприятие, и это нормально.