“Люда” снова в Петербурге. Интервью с Петром Белым

Над интервью работали Анна Крылова, Мария Назарова

Фотографии предоставлены Петром Белым

В 2008 году петербургский художник и куратор Петр Белый открыл в гараже во дворе на ул.Моховой галерею “Люда”. Просуществовав всего год, эта площадка успела стать главной точкой на карте Петербурга для всех, кто занимался и интересовался современным искусством. Проекты в галерее менялись раз в неделю и представляли зрителям петербургских художников, работающих здесь и сейчас. В 2009 году первая “Люда” закрылась, но с тех пор неоднократно перерождалась в других местах. Последняя реинкарнация случилась осенью 2019 года в промзоне у Александро-Невской лавры. В помещении на Тележной, 37 уже был представлен проект “Новые неизвестные”, а также галерея стала одной из площадок Киберфеста. Об истории легендарного петербургского пространства рассказывает его основатель.   

Петр Белый

Анна Крылова: Почему вы назвали галерею “Люда”? Правда ли, что в честь владелицы помещения, в котором она находилась?

Петр Белый: У меня есть соседка, хорошая женщина по имени Люда, у неё было брачное агентство и разная недвижимость. Не бедная и не богатая — бизнесмен средней руки. Кроме всего прочего, она имела какие-то волнения в душе и страсть к искусству и собирательству. 

Мы общались по-соседски, она как-то прознала, что я художник. “Давай откроем галерею, я всегда хотела. У меня есть помещение на Моховой”, - сказала она мне. Я согласился. Но дело в том, что для нее искусство - это русские пейзажи и тихая классическая музыка, она зашла как-то в галерею, а у меня там висел проект Гриши Ющенко [прим.ред. персональная выставка «Укусы насекомых», 2009] и говорит: “Год, как договаривались — делайте, что хотите, а потом все…” 

Выставка Гриши Ющенко “Укусы насекомых” в галерее “Люда”, 2009

А.К.: В честь этой женщины, значит, назвали?

П.Б.: Да, её звали Людмила. Но ирония заключалась в том, что в Москве была крупнейшая  коммерческая галерея названная женским именем “Риджина”. Я подумал- в Москве “Риджина”, а у нас пусть будет “Люда”. 

А.К.: В каком году это было?

П.Б.: По-моему, в 2008.

А.К.: Что в это время происходило вокруг?

П.Б.: Тогда еще сохранялся драйв 2000-х, и галерея появилась на волне угасающей  этой активности. Можно сказать, что мы зацепили хвостом дух ельцинской эпохи.

А.К.: Сейчас тоже есть инициативные ребята. Сняли мастерскую на Электрозаводе, делают проекты, зовут гостей… 

П.Б.: Сейчас, скорее, можно рассчитывать на энергию молодости, а не на драйв времени. В эмоциональном смысле время сейчас тотально изменилось. Была энергия  надежды, а сейчас всё сместилось в сторону разочарования, в смысле ощущения времени, усталости, ожидания перемен. 

Галерея Люда, 2009 год

А.К.: Вас, как художника, называют наследником Ленинградского экспрессионизма. Исследователи говорят, что сейчас эта традиция преемственности прервалась, и современные художники редко ориентируются на прошлое. Как было в 2008? 

П.Б.: Я не отделяю современное искусство от общего тела искусства, преемственность существует. Сейчас, мне кажется, что, когда я открыл первый раз “Люду”, я неосознанно сделал кураторское исследование на эту тему. Смысл ведь был в том, чтобы разобраться в петербургском искусстве, проследить закономерности и связи,  причем не в Союзе художников, а в андерграундой, маргинальной среде. Например, есть институция “Пушкинская, 10”, которая стала в какой-то степени порождением определенного периода восьмидесятых-девяностых, ее организовали нонконформисты. Сейчас они погрязли в бюрократии и стали еще одной формой Союза художников, там  почти нет пульсации художественной жизни, которая чрезвычайно важна, но как портрет времени это по-прежнему очень интересно.  

А.К.: А вы в “Люде” исследовали тех, кто ни от кого не зависит?

П.Б.: В определенном смысле, я двигался на ощупь. Был принцип — выставка раз в неделю, а потом и чаще, когда начали поджимать сроки перед закрытием. Проекты  были межвозрастные, междисциплинарные, экспериментальные... Я приглашал мастеров давно сложившихся, например, делал выставку художника Анатолия Заславского, потом кого-то совсем юного, типа Стаса Багса, потом видеоарт. Мне хотелось получить глобальную картинку на уровне города, некий слепок, была в этом  какая-то внутренняя потребность, желание разобраться.  

А.К.: Какой выставкой открылась “Люда”?

П.Б.: Это была выставка Марины Колдобской. Традиционная, живописная выставка, но с особенностями - живопись не на холсте, на старых шкафах.  

А.К.: Как вы искали художников?

П.Б.: Художники сами тянулись к живому месту. Я старался чередовать художников очень молодых и сложившихся авторов, чтобы была выставочная амплитуда, объем. 

А.К: Как всё это работало?

П.Б.: Обычно открытия и закрытия. Между этими двумя днями тоже приходили гости, но меньше. Сколько человек придёт на выставку — это от всего зависит, даже от погоды. Сейчас я организовал галерею в труднодоступном месте, туда пока не протоптана тропа. Как только ее протопчут, у нас появится устойчивая аудитория. Обычно на выставки приходят от 50 до 150 человек за время работы проекта. Пик по количеству гостей приходится на открытие, если выставку мало посещали — тогда делаем еще экскурсию или закрытие. 

А.К.: К вам мог запросто прийти молодой художник, который хотел выставку?

П.Б.: Да, конечно, мы же про горизонтальные связи. Например, у нас была в “Люде” первая выставка группы Мыло, очень удачная, с живой собакой. Это был первый выход группы в свет. 

Выставка группы Мыло "Музейный проект" в галерее Люда-1

А.К.: Как галерея закрылась?

П.Б.: У нас вообще всё происходило буйно, активно и смешно. Закрылись проектом суперталантливого Паши Шугурова ”Фуршетец”, где он уподобил зрителей экскаваторам уничтожающим город из еды.  

А.К.: Вы работали только с ныне живущими художниками?

П.Б.: В первой “Люде” - да. К сожалению, некоторых авторов теперь уже нет в живых. Была отличная выставка Юрия Никифорова или выставка Ивана Сотникова. На стенах арки, ведущей в галерею, все еще видны снежинки, которые он нарисовал. 

А.К.: Были ли люди, которые вам помогали с первой галереей?

П.Б.: Помогал каждый, кто хотел и мог. В интересах художника было участвовать в подготовке проекта. Мы делали ставку на персональные выставки, так как само помещение было компактное — 50 кв.м. Кстати, выяснилось, что рюмочная напротив  галереи закрылась сразу после нас, оказывается  мы им два раза в неделю обеспечивали кассу. 

Итогом первой "Люды" был  большой коллективный проект  в Этажах [прим.ред. выставочной пространство в Петербурге] “Это Люда!”. На ней я объединил все прошедшие проекты. Напоследок, перед самым закрытием галереи, я делал выставки раз в три дня, но мы не успевали показать всех, кого планировали, поэтому в Этажах было даже больше художников, чем в галерее. Сейчас у нас на сайте показана малая часть того, что тогда было. Ещё не было понимания, что главное — это документация. Снимали очень случайно самые разные люди. Сохранилось  много видео, но оно до сих пор лежит несмонтированное. 

А.К.: А вы закрывали “Люду-1” и думали, что всё, хватит… Или были мысли открыть галерею в другом месте?

П.Б.: Я, как правило, действую по ситуации, оперативно, и профессиональным галеристом быть не собираюсь. Мне скорее любопытны pop-up проекты, чем рутина.  Настоящим галеристом быть не просто - это занятие очень специфичное, сложное, требующее самоотдачи такой же как и художественные практики.

А.К.: Как реагировали соседи?

П.Б.: В 1 и 2-ой “Людах” был постоянный конфликт с соседями, но я могу их понять. В “Люде-2” мне соседи в машине колеса прокалывали, так сильно ненавидели. Не нравилось им, что во дворе два раза в неделю собирается подвыпившая толпа. 

А.К.: Вы закрыли “Люду-1”, а затем был перерыв почти на 5 лет. "Люда" вновь открылась в 2014 году…

П.Б.: Не совсем так. После того, как мы закрыли галерею, была выставка “Это Люда”, о которой я уже рассказывал. Затем в Новой Голландии была “Люда-экспресс” в контейнерах. В 2012 в течение двух недель на острове [прим. ред. Новая Голландия - публичное пространство в Петербурге, располагающееся на острове] прошло 5 персональных выставок художников: Константина Симуна, Александра Морозова, Кирилла Хрусталева, Влада Кулькова и группы "Мыло". “Люда” выпрыгивала время от времени. 

Кроме того, на основе “людианских” исследований, я делал проект, который назывался “Невидимая граница” — 12 выставок петербургского искусства в Москве в галерее "Культпроект". Они — результат жизнедеятельности первой “Люды”. Там были истории уже более систематизированные, показывающие динамику развития независимого искусства Петербурга: “Шизореволюция”, “От тупости к паразитизму”, “Navicula Artis”, “Ч/б — Спб” и тп. Один из моих любимых проектов этого времени  — “Ретромутанты” про поколение конца 80х, начала 90х. Такая живая архивная история, где художники говорят на языке своего поколения и не то чтобы стагнируют, а начинают мерить мир этими критериями.

Я недавно вернулся из Нью-Йорка, где делал выставку Товарищества Новые тупые. Так вот, “Новые тупые” — это тоже отчасти следствие этих кураторских исследований, то есть какая-то волна до сих пор идет.  

Выставка товарищества “Новые тупые” в галерее Люда-2, 2015

А.К.: Бытует мнение, что “петербургское искусство” знать не знают в Москве.

П.Б.: Неправда! Я активнейший популяризатор! 

А.К.: В 2008 году был ваш первый кураторский опыт?

П.Б.: Я всегда тяготел к кураторской  работе, но это было не до конца осознанно. В социальном смысле кураторское высказывание сильнее, чем художественное. Переставая быть художником, перевоплощаясь в куратора, ты отказываешься от постоянного монолога. Кураторство дает возможность “расширенного смотрения”. Как говорил Михаил Матюшин, любая проблематика может быть раскрыта более остро в диалоге, в дискуссии.   

А.К.: Вы себя как чувствуете последние 10 лет?

П.Б: Теперь много художников-кураторов, граница, как таковая, стерлась за последние годы. Моим любимым детищем можно назвать выставку “СИГНАЛ”, которую мы сделали совместно с Александром Теребениным, в защиту петербургского искусства от невнимания Манифесты [прим.ред., кочующая европейская биеннале современного искусства, Manifesta-10 проходила в Петербурге]. 

А.К.: “Сигнал” был где-то в 2014 году? Летом?

П.Б.: Да. А осенью снова открылась “Люда-2 ”.

А.К.: Расскажите про “Люду-2”?

П.Б.: Вторая галерея появилась благодаря дочке Люды. Она однажды мне позвонила со словами: “Что-то мне грустно, Петр! У нас есть новое помещение, мы купили рядом со старым”. Люда реинкарнировалась на новой площадке. Появилась Лиза Матвеева, я её пригласил на “Сигнал” помогать. Она тогда написала в Facebook критическое письмо про Манифесту, мне понравилось, что она активно размышляет на эту тему. Поэтому “Люду”, в том числе, можно назвать кураторской мини-школой практического толка. 

А.К.: Как вы работали в новой галерее?

П.Б.: Я всегда придумывал для “Люд” форматы, для второй условием было не показывать петербургское искусство. Лиза занималась административными вопросами, собирала портфолио, писала тексты. Стратегией занимался я, думал, кого позвать, но Лиза тоже выдвигала предложения — сделаем тех, этих. Сейчас как раз тот момент, когда я думаю о формате третьей, но пока что все расплывчато.  

А.К.: Как было?

П.Б.: Был один большой зал на Моховой, 42. Тот же двор, те же соседи… Здесь мы пробыли около трех лет. Своей галерейной деятельностью я стараюсь озвучить  время. Первая была посвящена исследованиям локального контекста, во второй мы вообще не показывали никого из Петербурга — было все привозное: Омск, финны, Эстония, Дагестан, французы  — что угодно. Идея была показать  локальные микросообщества. В любом городе существует тайный круг художников, где действует своя система ценностей, авторитетов, традиций. Люда была популярным местечком, поэтому у нас параллельно  действовало несколько программ, кроме локальных сообществ была также программа “Звёзды”, куда мы приглашали Пепперштейна, КД [арт-группа “Коллективные действия” - прим.ред.] или Некрореалистов... Разбавляя таким образом время от времени поток региональных историй. Получалось удачно — привозили самых невероятных на Земле фриков.

Выставка Школы вовлеченного искусства “Что Делать?” в Люде-2

А.К.: Но выставки работали уже не три дня?

П.Б.: 10-12-15 дней… Когда как. Привозить — это сложнее, чем позвонить по телефону и сказать: “Прибегай — свободно!” 

А.К.: Галерея по-прежнему продолжала быть некоммерческой?

П.Б.: Да.

А.К.: Художники из Омска ехали сами?

П.Б.: Мы старались на каждую выставку какие-то деньги все-таки добывать. Иногда это получалось. Иностранные художники приезжали благодаря грантам. Я работал как монтировщик, красил, помогал, как мог.   

А.К.: А в 2014 году был драйв?

П.Б.: Всё было по-другому. Тогда мы стали более профессиональной площадкой — со светом, с оборудованием. Я бы сказал, был бодрый настрой и интерес, более осознанный. 

А.К.: Но если сравнить с гламурной галереей… Всё равно атмосфера была домашней.

П.Б.: Это стиль. Тут художники для художников. Это площадка для диалога. Можно было конечно телевизор подороже купить… Но таких мест и так достаточно. Сегодня русские выставки часто страдают передизайнированностью. Дизайн забивает саму выставку. Живая подача, “от производителя”, без выхолощенности мне всегда ближе была. 

А.К.: Кто с вами в это время параллельно существовал?

П.Б.: Две самые уважаемые галереи в Петербурге, которые были до “Люды” и будут после - это “Борей” и “Navicula Artis” -  столпы, а остальное так, узоры на замерзшем стекле.   

А.К.: Это галереи, существующие еще с 90х…  

П.Б.: Да. Борей — продукт перестроечного времени. Он сохраняет открытость ко всему, но для меня это неприемлемо. Я не могу показать у себя акварели с Петербургом или фотографии тумана. Это нарушит общий формат. А “Борей” — может, их формат это не нарушает. “Navicula Artis” — наиболее близка к “Люде”, они ориентированы на субкультуру, на открытия.

А.К.: Что из проектов в Люде вам припоминают?

П.Б.: Кто припоминает? Это же не мирового масштаба затеи, а локальные истории. Российскую жизнь нужно рассматривать как камерную, локальную и довольно спокойную. Рынок у нас вялый, культурный инициатив мало, государство что-то своё мычит, невменяемое. Кстати один из признаков Люды — это то, что мы никогда не были связаны ни с какими институциями, никогда не регистрировались официально, как бы не существуем для государства. Это гарантирует количество свобод. 

Спектакль “Военные ботинки просят нежности” в Люде-2

А.К.: А если милицию вызывают к вам?

П.Б.: Вызывают! Но, знаете, последний раз, когда ее вызывали, забрали тех, кто её вызвал. Мне понравилось. Это всё на бытовом уровне война с соседями, а не идеологические вопросы.

А.К.: А “Люда-2” на Моховой почему закрылась? Срока то не было… 

П.Б.: Вообще был. Мы устали. Устала и хозяйка. Дочь, в отличие от самой Люды, к нам заходила чаще. Она — человек широких интересов, но никого нельзя искусственно заинтересовать.  

А.К.: Но было нужно зачем-то...

П.Б.: Есть такие натурально рожденные меценаты, по естеству своему. Они не хотят существовать в определенной плоскости, им хочется чего-то непонятного.

А.К.: Расскажите про новое место “Люды”.

П.Б.: Это складские помещения, промзона,  внутри там своя субкультура. Вокруг — лаваш, шиномонтаж. Условия у нас спартанские, нет отопления. Теперь высота потолков 10 метров, есть второй ярус — “Люда” разрослась. Относительно формата пока не ясно,  хочется  нащупать ситуацию, проводя разные экспозиции,  “намолить” стены  — я верю в сакральность пространства.

Выставка “Новые неизвестные” в Люде-3

А.К.: Вы опять начали не с самых звезд.

П.Б.: “Новые неизвестные” это всё-таки тоже уже большей частью сложившиеся художники, в силу разных причин оказавшиеся в тени, но есть и те, кто первый раз выставился. Мы имеем специфический маргинально-экспериментальный формат межпоколенческого диалога - для меня это всегда важно.

А.К. А почему “Люда” опять?

П.Б.: А что отказываться? Была мысль назвать “Люду” Мишей, по ряду причин, но потом решили сохранить старое имя, бренд все-таки. 

А.К.: Как появилось помещение?

П.Б.: Случайно. Я его летом случайно обнаружил… Подумал, что в нем есть скрытая   харизма. Уже тысячу раз пожалел, но галерейный реактор остановить нельзя. Это как атомная электростанция - требуется время для запуска и время для остановки. Сейчас все это началось и будет разгоняться. Посмотрим, что будет.

А.К.: Это вновь некоммерческая история?

П.Б.: Да, все работают без денег, на пожертвования, “доход” есть , но не деньги.Формирование  внятной  художественной  среды, что в тысячу раз важнее.   

А.К.: Сейчас “Люда” — это уже не что-то неизвестное, где-то в гараже… Это “Люда вновь появилась на петербургском небосводе” 

П.Б.: Люди любят “Люду”! Мы говорим об очень маленькой аудитории, о маргинальной молодежи и петербургских фриках, самоотверженных коллекционерах. Всех, кто чувствует себя другим. Это место для других. Есть Эрмитаж и крупные институции для отражения официальной политики, но там в меньшей степени показывается сегодняшняя живая ситуация. 

А.К.: Какой нынче воздух?

П.Б.: Все усугубилось. Удушье. Подзатягивают петлю на шее. У меня временами бывает ощущение, что мы на пороге каких-то хороших событий, но редко. Сейчас цифровая реинкарнация Застоя. Хочешь ездить —  езди, хочешь высказываться — высказывайся, только на площадь с плакатом не выходи. 

А.К.: Вы помните настоящий застой?

П.Б.: Это время моего детства, впереди бесконечность, бесконечность власти и бесконечность времени. Потом все внезапно кончилось. Стоит отметить, что вязкость была тогда герметичной. Не было никакого Запада, всё только в рамках нашего СССР, а если и был Запад, то в образе литературы 19го века или мифов о сладкой жизни. Читаю сейчас Гройса вновь, “Коммунистический постскриптум”, он  выделяет уникальные  черты  советской империи — говорит  не было собственности — это идеальное состояние, но какой ценой — это минус… А сейчас, пока есть формальная открытость общества, возможность уехать, никто не будет протестовать. Протест тоже вещь обоснованная, а сегодня такой как бы неоинфантилизм и в жизни и в искусстве. Есть экспортный вариант востребованного русского политического искусства, это тоже чем-то напоминает конец советской эпохи. Поэтому первая выставка в “Люде” чуть-чуть и об этом. Проект был пропитан какой-то ностальгической ноткой - опять зомби-правители, черные флаги… Продолжение советской линии, где советское пролежало в загашниках лет 30, и вот оно снова вылезает в некроформате… Размышления о настоящем через призму актуального искусства.

Выставка “Новые неизвестные” в Люде-3