Молодое искусство в водовороте вещей
Лето в разгаре и на Винзаводе жарко - сейчас там идет крупнейший проект поддержки образовательных инициатив в сфере современного искусства «Винзавод.Open». Один из участников - Институт Современного Искусства Иосифа Бакштейна (ИСИ ИБ). Выставка студентов и выпускников ИСИ ИБ «Время вещей» расположилась в атмосферных и прохладных подвалах Большого Винохранилища.
Беседовала: Наталья Драчинская
Фотографии: Евгения Стерлягова, Наталья Драчинская, Влад Незабудкин
Мы побеседовали с куратором выставки, ректором ИСИ ИБ, художником, теоретиком искусства - Станиславом Шурипой. А также с художницей, соосновательницей Агентства Сингулярных Исследований - Анной Титовой, которая выступила руководителем дизайн-группы, работавшей с пространством выставки.
Помимо экспозиции обсудили образовательный процесс в ИСИ ИБ и тренды молодого современного искусства.
Станислав, Анна, добрый день. Пожалуйста, расскажите о чем выставка «Время вещей» и как бы вы рекомендовали ее смотреть?
Станислав Шурипа: Можно сказать, что у выставки есть две природы. С одной стороны - это эксперимент, который мы поставили вместе с молодыми художниками. С другой - это планово-отчетное мероприятие, выставка работ выпускников и студентов нашего института, то что называется Graduation show. Общая идея изложена в небольшом тексте к выставке. Хотелось помочь зрителю погрузиться в другие темпоральности, в другой опыт проживания времени, который исходит не столько от человека, сколько от самих вещей. Принято считать, что время - это функция человеческая. Поэтому актуальная для нашего времени задача - попытаться почувствовать время, как его ощущают вещи, какие-то нечеловеческие существа, их ассамбляжи, мыслящие системы и сети. Участники выставки предложили целый спектр возможностей прожить другое время, наблюдать разные временные потоки через самые разные ситуации.
Часто это достигается особыми пересечениями контекстов: интервенций в социальные пространства и личных мифологий как, например, в работах Василисы Лебедевой, Александра Соколова, Влада Незабудкина, Серафимы Бреслер и других. Или сочетание психогеографических и скульптурных методов как у Кати Романовой, Натальи Казаковой, Ивана Коряковского или Анастасии Антиповой. Я не смогу и близко упомянуть все интересные работы, где новые миры возникают из столкновений языков и образов. И есть еще уровень, его можно назвать кураторским метатекстом, когда работы начинают коммуницировать между собой, появляются рифмы, переклички, волны смыслов в пространстве.
При этом не было задачи делать выставку строгим кураторским высказыванием, выбирать только те работы, которые я, как куратор, считаю идеально подходящими к концепции выставки. Мне нравится, что получилось много разных уровней и смыслов - что и делает выставку необычной. Отбор работ, даже если он где-то и имел место, не был доктринально суровым. Хотелось показать все разнообразие живой мысли, с которой имеют дело молодые художники в нашем институте прямо сейчас.
Смотреть выставку можно по-разному. Экспозиция специально так сделана, чтобы можно было забыться и путешествовать по ней, фланировать, почувствовать себя частью пространства. Я бы рекомендовал включать режим «расслабленного зрителя», неспешного путешественника, который может вернуться на то же место, увидеть какую-то инсталляцию или объект с другой стороны, в другом свете. Такой опыт живого, полного неожиданностей путешествия созвучен с духом молодого искусства.
Анна Титова: Выставка работает на разных уровнях, в том числе и для тех зрителей, которые не являются специалистами в современном искусстве. Экспозиция в целом - тоже продуманный художественный образ. Выставка «Время Вещей» – это место, куда можно на время погрузиться, где в нейтральную повседневность вторгаются другие времена и пространства, где разворачиваются миры множества разных произведений. Здесь нет привилегированной траектории для осмотра, и в каком-то смысле начала и конца. Навигация расставлена таким образом, что зритель сам выбирает маршрут, которым идет. И на каких-то ключевых поворотах-перекрестках навигация появляется, чтобы подсказать варианты. И конечно, при желании зрители могут углубиться в контекст любого из вошедших в выставку произведений с помощью онлайн-каталога с изображениями всех работ и текстами авторок и авторов, аудиогида или экскурсий.
Как появилась тема «Время вещей»?
С.Ш.: Любопытно, что я недавно разговаривал о будущем с группой кураторов с некоторым удивлением обсуждавших, что «так много стало художников, которые работают с материалами: керамика, вязание и прочее». Есть объективное объяснение этому: технологии стали более доступны благодаря успехам цифровой техники. Вещи вокруг нас умнеют, и это меняет и визуальную и культурную среду, в которой живет человек. Сейчас не обязательно 10 лет учиться работать с керамикой, можно заказать объект или даже самостоятельно напечатать его. Работа с материалом сегодня происходит с новых позиций, в некоем расширенном поле, в котором можно применять такие приемы, которые раньше были недоступны.
Можно сочетать самые необычные идеи, технологии и добиваться свежих эффектов. Вопрос о художественной форме ставится иначе, форма зачастую уже вшита в сам материал. И каждый материал влечет за собой шлейф сюжетов, архетипов, методов, сети культурных отсылок. И то, как этот материал фигурирует в работе, с чем он сочетается - с какими мыслями, другими материалами и технологиями - это уже описывает форму в новом расширенном понимании, которое включает в себя и соучастие зрителя. Примеры такой работы с материалом можно увидеть в работах Кристины Пашковой, Виктории Мухонько, Ольги Нестеровой и других. Материальность может быть и весьма своевольной, вступать в игру со зрителем, выстраивая реальность вымысла из лингвистических игр, симуляций и иносказаний, как у Алины Мухиной, Евгения Абраменкова или Сони Эндрюс.
Тема для выставки выбиралась так, чтобы она была интересна художникам, чтобы художники чувствовали себя в ней свободно, и чтобы она отражала и рефлексировала дух нашего времени. Одна из версий, зачем нужно современное искусство - для того, чтобы понять характер настоящего, осмысляя происходящее в режиме реального времени. Это ведь одна из самых удивительных вещей - время, в которое мы вступаем прямо сейчас. Просто в повседневности, в мире систем, дедлайнов и расписаний эта новизна и экспериментальность теряется в повторении.
Анна, Вы занимались работой с пространством, тем, что в широком смысле называется «дизайн выставки» (exhibition design). Расскажите, пожалуйста, как шла эта работа?
А.Т.: Подготовка к выставке началась еще в 2020 году, активная фаза - с конца апреля 2021. Это был непростой и очень интересный процесс. С самого начала мы знали, что работы будут разнообразные, их будет много. В результате выставка «Время вещей» практически полностью состоит из новых произведений. В выставке участвуют 70 студентов ИСИ. Все участницы и участники сделали работы к выставке, а некоторые и не одну. Представлен весь спектр медиа: живопись, скульптура, фотография, инсталляция, видео, документация перформансов.
Такие масштабные проекты обычно требуют коллективных усилий. В моей команде за production отвечали Татьяна Сухарева и Олег Мельников. Перед нами не было задачи создать дизайн в узком смысле, скорее дать работам возможность раскрыть себя в реальном пространстве, в диалоге со зрителем. Куратор поделился видением того, как выставка должна работать, и мы все вместе изобрели такой вариант специально для данного пространства. Это должен был быть уникальный опыт именно в Большом Винохранилище Винзавода - зритель спускается вниз и пространство вокруг начинает распахиваться и вести куда-то, как лабиринт-событие.
Мы придумали особый архитектурный язык, который обыгрывает идеи геометрической абстракции и функционализма, создавая открытые пространства-среды, которые помогают произведениям взаимодействовать и со зрителями, и между собой, и что важно – с атмосферой зала. Перед нами стояли задачи переосмыслить встречу зрителя и искусства, и при этом подчеркнуть уникальность работ. Точнее, организовать такие условия для встречи произведений со зрителями, в которых искусство становится не пассивным предметом для беглого рассматривания, а скорее центром своей собственной микровселенной, в которую оно приглашает зрителя.
Поясните, пожалуйста, почему на выставке указано только авторство работ и отсутствуют экспликации с текстами?
С.Ш.: Пространство экспозиции задумывалось как своего рода трехмерный коллаж, поток или даже вихрь образов и форм. Как иммерсивное пространство, в которое погружаешься.
В наше время стандартная презентация – прямо перед тобой на белой стене нечто и рядом экспликация с парой имен модных мыслителей – стала инструментом сдерживания освободительного потенциала искусства, формой самозащиты неуверенного в себе искусства, формой неоакадемизма. Важно искать способы преодоления этой консервативной политэкономии взгляда: искусство не обязательно должно быть готовым к быстрому употреблению. Оно может поджидать тебя, где ему угодно – под потолком, на полу, за углом, там, где ты его не ждешь.
Большие выставки вообще лучше смотреть в расслабленном режиме, фланируя, но с открытыми дверями восприятия. Настроиться на восприятие другого, а не мобилизовать себя желанием немедленно все понять. В этом смысле расслабленность предполагает достаточно высокое качество зрительского внимания.
Мне кажется, что в основе понимания искусства - кредит доверия, который выдается ему зрителем или зрительницей, которой не жалко потратить несколько лишних минут, раздумывая, что же это может значить. И даже если ты считаешь, что ничего не понял, твое непонимание вполне может быть конструктивной формой понимания. Восприятие искусства нередко основано на такой катартической роли когнитивного диссонанса, когда эффект пропущенной встречи создает дополнительное измерение возможных смыслов. С одной стороны, публика привыкла к экспликациям, и это хорошо. Все-таки выставка – это и место производства знания. С другой стороны, они предполагают некоторую смену режима восприятия. Уже сам по себе формат пояснительного метатекста – «в этой работе художник затрагивает проблему..» – обычно связан с вторжением в экспозиционную ткань другого языка, а значит и другого мира.
А.Т.: Одна из задач искусства – развивать культуру восприятия. Это отлично, если люди хотят читать пояснения. Следующий уровень – пытаться самостоятельно считывать сюжеты, нарративы, аллюзии, отсылки, дешифровать визуальные коды и намеки. Ведь каждую работу можно «прочитать» - если не абсолютно все, то основные идеи можно уловить из формы, из материалов, причем даже те смыслы, которые автор не вкладывал.
Когда я училась в институте, очень хорошо запомнила совет «никогда не недооценивай зрителя». Со временем я поняла, что хорошо, когда остается некая завеса загадочности и чего-то недоступного. Это недоговаривание становится импульсом для зрителя узнать, понять, порефлексировать. Экспликация в этом контексте может работать на сужение смыслов, преградой для события встречи, а в данном случае все-таки делалась ставка на освобождающий опыт искусства.
Расскажите, пожалуйста, как проходила подготовка к выставке у художников?
С.Ш.: Отправной точкой в работе над проектом стали дискуссии в Зимней школе (это формат выездных интенсивов, которые у нас происходят два раза в год, зимой и летом), проходившей в прошлом году, еще до локдауна. Мы с учащимися обсуждали «Пульсирующую материю» Джейн Беннетт и «Гиперобъекты» Тимоти Мортона, анализировали мировые практики - как художники работают с подобными темами. И затем на обсуждениях работ, которые у нас регулярно происходят на обоих курсах, что-то постепенно начинало выкристализовываться, какое-то настроение, атмосфера. А за несколько месяцев до открытия начался активный этап работы над выставкой, когда художники представляли свои проекты, регулярно проходили консультации и обсуждения. Это довольно трепетный и не вполне предсказуемый процесс: идеи и формы воплощения проектов могут меняться. Художник может придумать другую работу. Как куратор ты часто не знаешь, чем этот процесс закончится, и это тоже интересно.
Были ли художники, которых не взяли на выставку? И как вообще в ИСИ ИБ обстоят де-ла с конкуренциям между студентами?
Если говорить о выставке «Время вещей», то таких художников, которых не взяли, кажется, не было. Обсуждения и появление новых работ происходили чуть ли не до конца монтажа. Кто-нибудь просыпается, неожиданно приносит работу, что, надо сказать, не совсем комильфо. Но как-то оказалось, что все работы подходящие, им нашлось место в общем экспозиционном нарративе, все сложилось.
Есть ли между молодыми художниками конкуренция? Вообще, в искусстве конкуренция есть всегда и это неплохо. Можно дискутировать, справедливы или нет результаты конкуренции. Сама по себе она – важная часть жизни, как и кооперация. Либо люди взаимодействуют, либо соперничают. С кооперацией в рамках нашего института всегда было хорошо. В институте как-то так органически складывается атмосфера дружественных отношений между студентами. Легко начинаются какие-то групповые коллективные инициативы. Это большой плюс, это обогащает нашу сцену, дает возможность ощутить взаимную поддержку. Такие маленькие точки кристаллизации гражданского общества, свободной публичной сферы: группы и группки молодых художников, сообщества, которые после окончания нашего института возникают – это платформы свободные от контроля, демократичные и горизонтальные.
В 2019 году выставка ИСИ ИБ на Винзавод.Open так и называлась «Сообщества и Пространства». И в ней принимали участие не только свежие выпускники, но и уже состоявшиеся художники, которые закончили ИСИ ИБ несколько лет назад.
С.Ш.: Тогда была идея показать панораму коллективной деятельности наших выпускников и выпускниц за разные годы. Участвовали и сообщества-«ветераны», которые начинали работать с середины нулевых годов, и те, кто работали в нулевые, в десятые, и те, кто еще учились на этот момент в институте, если они действовали в таком групповом формате.
Хотелось показать, чем живут художественные сообщества, то что называется artist run initiatives. Это важный аспект художественной жизни в любом большом городе. Было бы не очень правильно на выставке «Сообщества и Пространства» показывать только студентов, поскольку даже если сообщества часто возникают в ходе учебы, то расцветают они (если расцветают), обычно уже после.
В школах современного искусства есть разные образовательные программы. Например, в некоторых принята система мастерских, когда за определенными состоявшимися художниками закрепляются студенты, которые работают над проектами под руководством мастера. В ИСИ ИБ образовательный процесс построен по-другому. Расскажите, пожалуйста, про то, как строится обучение в институте.
Наш институт существует долго, он прошел через уже несколько исторических эпох; его идентичность меняется со временем, и при этом некоторые установки остаются, особенно если они оказываются плодотворными. Изначально идея была в образовательной поствузовской программе (post graduate) для людей, уже имеющих художественное образование (Строгановка, Суриковский). Планировалось рассказывать им о современном искусстве, чтобы вдохновить художников работать в более актуальном ключе. Довольно быстро стало понятно, что есть немало людей, у которых нет специального художественного образования, а иногда и образования вообще, но при этом они интересно мыслят и у них получается делать работы.
Поначалу основатели нашего института – среди них были Иосиф Бакштейн, Елена Елагина и Игорь Макаревич и другие – ориентировались на международный формат Institute of Contemporary Art, воплощенный в знаменитых ICA Boston, ICA Philadelphia, ICA London и так далее. Эта система институций возникла в начале 1970х с подачи английских и американских художников-концептуалистов. С конца 90х образовательная компонента в московском Институте современного искусства стала быстро развиваться и превратилась в курс «Новые художественные стратегии», который с годами эволюционировал и сегодня весьма результативен, если судить по числу наших выпускников, делающих успешные карьеры.
Все эти годы мы развиваем учебную программу, исходя из тех требований, которые профессиональное поле предъявляет к молодым художникам. Наши преподаватели – не просто активные участницы и участники художественной жизни, как правило это – наиболее востребованные профессионалы: художники, кураторы, историки и теоретики искусства.
Поэтому учащиеся ИСИ ИБ находятся практически в центре актуальной ситуации, что дает им вписанность в арт-мир и максимум возможностей для работы в любом направлении.
Мы не относимся к учащимся как к ученикам, которых надо научить основным навыкам. В тех, кто у нас учится, мы видим молодых художников, это люди, которые в основном владеют какими-то навыками, и в принципе легко сами могут научиться еще чему-нибудь, тем более, что живем мы в эпоху общего интеллекта.
Так уж устроена современная культура, что сами по себе технические навыки художника никуда не приводят. Успеха добиваются именно идеи, которые, конечно, должны быть адекватно воплощены, и если для этого воплощения нужны технические навыки – ты можешь ими обладать, или заказать исполнителям, если того требует концепция. В любом случае, без идеи навыки обычно не очень работают.
Мастерские, мастера – это как раз из доконцептуального периода, из старой модернистской мечты соединить искусство и ремесло, как во ВХУТЕМАСЕ или Баухаусе. Многие абитуриенты приходят к нам из школ, где как раз принята такая система. В этом смысле, она работает как своего рода подготовительная ступень к концептуальным практикам. Для нас важно не ограничивать возможности художника, поэтому у нас почти нет иерархичности системы отношений «учитель/ученик». Мы стараемся сделать все, чтобы художник раскрыл все свои возможные потенциалы, самостоятельно конструируя свою профессиональную идентичность.
Получается, что это такой фильтр - только смелые и уверенные в себе художники смогут себя собрать, а несмелые испугаются полной свободы и отсутствия поддержки мастера.
С.Ш.: Не думаю. Несмелые тоже часто удачно изобретают себя. Если уж ты совсем панически боишься свободы, может быть тебе и нужна не она, а что-то еще. Все-таки современный художник – это активная социально значимая фигура, а не просто скромный ремесленник. Программа в Институте как раз и настроена на то, чтобы содействовать в реализации амбициозных проектов, побуждать браться за что-то новое, или возвращаться к чему-то, ранее отброшенному, в любом случае очень важно – понимание себя, умение видеть свою работу глазами профессионалов, предугадывать возможную критику.
На основе такого расширенного видения себя и своих целей молодой художник/ молодая художница, используя те или иные методы, могут формировать себя как профессионалов.
Современному художнику в принципе не чужд элемент предпринимательства. Сама среда побуждает к само-менеджемнту, который как раз в условиях свободы и является важнейшим качеством художника на арт-сцене. Особенно для реализации амбициозных целей – участия в крупных международных проектах, например. Нужно уметь видеть вещи по-новому, переизобретать себя, хорошо понимать, что тебе интересно, как ты этого можешь достичь и так далее. Нужно уметь выстраивать свою художественную стратегию; поэтому кстати, наш образовательный курс так и называется «Новые художественные стратегии».
Анна, Вы являетесь выпускницей ИСИ ИБ. Скажите, какие особенности этой школы современного искусства Вы считаете важными для молодых художников?
А.Т.: Я знаю довольно много выпускников ИСИ ИБ разных лет. Со многими у нас хорошие дружеские и профессиональные отношения. На мой взгляд, для выпускников института свойственно мощное концептуальное видение, умение работать с разными медиа, организовать сложный процесс работы. Глубокое понимание искусства, и себя как художника. Высокий интеллектуальный уровень. Смелость в постановке задач, умение работать с сюжетом, рассказывать сложные истории в образах, объектах, пространствах. Думаю, что Институт во многом и помогает приобретать эти качества.
Про художников понятно, даже про несмелых. А как обстоят дела с кураторами? Есть ли смысл кураторам обучаться в ИСИ ИБ?
В наше время для куратора, особенно молодого, основная проблема - это круг художников. Куратор - это практическая ситуативная профессия, она тем и сложна. Для молодых кураторов наш институт интересен тем, что тут можно сразу погрузиться в живой контекст и сразу начать придумывать выставки со своими однокурсниками, их творческая энергия будет тебя подпитывать.
Каждый курс – это множество уникальных творческих личностей, и во взаимодействии с учебой и преподавателями каждый раз возникает нечто особенное, отчего художникам хочется экспериментировать. Границы между куратором и художником становятся условными. Кто-то хотел был куратором, но так уж увлекательно другие раскатывают о своих проектах, что вот раз – и придумалась работа, другая, а вот и на одну выставку взяли, на другую. И ты уже не заметил, как стал художником. Кто-то из художников начинает делать выставки как куратор. И это получается. Тут не так важны статусы, сколько участие в актуальном художественном процессе, на что мы и делаем ставку.
Станислав, как ректор и преподаватель ИСИ ИБ видите ли Вы сейчас изменения в поле молодого современного искусства по сравнению с 2010-ми? И можно ли говорить о каких-либо трендах?
С.Ш.: Декада начиналась большими социально-политическими надеждами и пробуждением сообществ, а кончилась – всемирным карантином и расцветом цифрового контроля. Но это лишь часть реальности. Надеюсь, что после «великого поражения» 10х мы на пороге новых «ревущих 20-х», когда люди, устав от атомизации и подозрительности, начнут переизобретать города и улицы, создавать новые формы сообществ, а с ними и новую культуру.
Дух сегодняшнего дня может быть и несколько более драматичен, чем десять лет назад, но и более динамичен. Сегодня чувствуется огромный новый потенциал в людях, отношениях, обществе, те возможности, которые порождаются цифровыми сетями, ведущие к трансформации человека и общества в сторону того, что еще недавно считалось научной фантастикой.
Это приносит интересные веяния в искусство. Чувствуется новый интерес к концептуальной составляющей практики. Художников интересуют более сложные проекты, растет интерес к методологиям художественного исследования. Это меняет и понимание того, что такое произведение, как оно может говорить со зрителями, работы становятся более мультимедийными, в том смысле, что художники более свободно соединяют различные медиа и языки.
За последнее десятилетие произошло еще одно важное изменение. Современное искусство стало доступным более широкому кругу людей, во многом благодаря работе больших арт-институций, таких как Гараж, Винзавод, ММСИ, ЦТИ Фабрика и другие. И художников, и зрителей становится больше, культурное пространство растет и усложняется. Поле искусства расширилось, и в нем надо уметь ориентироваться, находить свою траекторию.
Можно ли говорить о перенаселении художников в российском поле современного искусства?
С.Ш.: Наоборот: должно быть больше художников, выставок, искусства. Наблюдается расширение арт-сцены, что радует. Художников становится больше, если им нужны новые институции, они их инициируют. Или институции возникают и сами. Приятно наблюдать, что интерес молодежи к искусству продолжает увеличиваться. Количественный рост понемногу переходит в качественный. Сегодня больше сильных проектов, практик, художников, чем раньше, и все идет к тому, что будет еще больше.
Если сравнить число тех, кто после арт-школы остается в искусстве и тех, кто использует арт-образование для повышения какой-нибудь другой квалификации или уходит в другую профессию, то эффективность нашего Института оказывается выше, чем у больших европейских арт-школ. Это значит, что здесь искусство нужно новому поколению, что сохраняется наш традиционный энтузиазм по отношению к искусству, а значит и связь сегодняшнего дня со всей богатой традицией художественного эксперимента.