Ростан Тавасиев: "Стараюсь не спекулировать ужасом и болью"

На счету этого художника около пятнадцати персональных выставок. Ростан разработал необычную школу создания картин с помощью акриловых красок и плюшевых игрушек – Бегемотопись. Главная тема его творчества – это отношение к искусству как игре. Работы Ростана Тавасиева хранятся в собраниях Государственной Третьяковской галереи, ГСЦИ, Мультимедиа Арт Музея, музея Art4ru и многочисленных частных коллекциях.

Я вхожу в просторную белую комнату, на стенах которой следы от яркой краски. На меня глядит целая палитра цветов, и я сразу замечаю: здесь нет ни одного тёмного оттенка. Комната-студия похожа на маленький выставочный зал, в котором устроили беспорядок плюшевые игрушки. Они лазают по стенам, безобразничают на потолке и рисуют кисточкой у меня под ногами. «Наденьте эти зелёные пушистые тапочки, - сказал художник Ростан Тавасиев. – Тогда они примут Вас за своего друга!» 

Текст: Дарья Кёллер
Фотограф: Владислав Шатило

Дарья Кёллер: С чем связан столь необычный стиль работы? Почему мишки, зайчики, слоники?

Ростан Тавасиев: Мне такой «стиль» не кажется очень уж необычным. Это типичная игровая проекция  идей, воображения и художественных образов. Эффективно используется в психотерапии. Легче устанавливается контакт со зрителями, да и самому интересно. Я рассматриваю искусство как игру. Большую, серьезную, увлекательную, со строгими правилами.

Д.К: Какие у Вас правила?

Р.Т: Я не работаю с ненавистью, насилием, стараюсь не спекулировать ужасом и болью. Это «не спортивно». Напугать, ударить, оскорбить человека - что может быть проще? Если рассматривать диапазон эмоций как набор акварели, то тёмные и мрачные цвета я сознательно не трогаю.

Д.К: Значит, Вы оптимист?

Р.Т: Трудно сказать... Еще не определился. Наверное, хотел бы быть оптимистом. Я постоянно думаю, размышляю, а это сильно мешает. Творчество как раз помогает: созидательная деятельность, воплощение плодов размышлений и воображения, как мне кажется, способствуют оптимизму. Творчество для меня как терапия - самолечение искусством. Можно сказать, что, не будучи оптимистом, я стремлюсь к жизнелюбию с помощью своей деятельности. Я творю не ради блага человечества, потому что верю в него с трудом… А во многом для себя самого. Верю в то, что наши действия формируют жизнь.

Ростан Тавасиев. Бегемотопись

Д.К: Стакан наполовину пуст или наполовину полон?

Р.Т: У меня есть бутылка! Из неё я стараюсь наполнить окружающий мир тем, чего не хватает. Заодно и свой стакан наполняю до самых краёв. 

Д.К: Ваши родители тоже художники?

Р.Т: Дедушка, бабушка, мама и папа, а прадедушка -  один, вообще совершенно неожиданно, хотя это только так и бывает - неожиданно - оказался святым.

Д.К: Они помогли Вам в выборе профессии?

Р.Т: Прадедушка наверняка и сейчас помогает. Да и родители старались помочь. До последнего меня пытались уберечь от этой скользкой дорожки. Папа хотел, чтобы я занимался серьезным делом: три поколения художников могут разорить любую семью! Но от судьбы не уйдешь... Странно, но я отчётливо помню то мгновение, когда осознал себя художником, это было действительно как озарение. А потом наступила такая тихая и светлая ясность в сознании, которая до сих пор не проходит. Потом, после этого осознания, оставалось только убедить остальных, что я художник.

Д.К: На уроках в школе рисовали?

Р.Т: Только этим и занимался. Постоянно «копировал» обложки альбомов групп одноклассникам в тетрадку. Ещё мы с сестрой соревновались в разрисовывании учебников: у кого смешнее получится. Забавно, что следующие поколения младшеклассников старались получить в библиотеке именно наши «авторские» книжки. Видимо, программа по ним лучше усваивалась. Яркий образ запоминается лучше, чем скучная черно-белая картинка. Но и «легально» в школе тоже рисовал - комиксы, стенгазеты всякие - с администрацией сотрудничал. Рисование было естественным для меня процессом. Я и представить себе не мог, что это какой-то особенный навык. Потом, уже после осознания себя как художника, почувствовал, что моих «предустановленных» способностей не хватает для полноценного самовыражения и ощутил непреодолимое желание учиться. 

Д.К: Много ли у Вас друзей-художников?

Р.Т: Слово «дружба» тут не совсем подходит. Для меня все художники как семья - родственники, в несколько кавказском значении этого понятия. Это могут быть очень разные по взглядам люди, с большинством которых я вообще не знаком и никогда не по знакомлюсь. Но все они бесконечно для меня близки. Близки по возможности взаимопонимания.

Д.К: Любите мечтать?

Р.Т: Мечтать - это моя работа. Любимая работа. Я только и занимаюсь тем, что материализую мечты. 

Ростан Тавасиев. Авторитарности

Д.К: Чему Вас научила Строгановка и училище Карла Фаберже? Есть люди, которым Вы благодарны?

Р.Т: Училище Карла Фаберже подарило мне понимание того, что я не ювелир, не смотря на диплом. Так получилось, что все мои подростковые опыты с наркотиками тоже связаны с этим учебным заведением. А Строгановка, куда мне посчастливилось попасть уже в сознательном возрасте, научила меня грамотно и эффективно материализовывать творческие замыслы. Это совершенно бесценный навык. Ещё мне страшно повезло, что на стадии подготовки к поступлению в Строгановку я попал к Николаю Николаевичу Кожичкину. Он научил меня рисовать. Теперь я могу «из головы», только по воображению, нарисовать всё, чего сам того пожелаю.  К сожалению, Николай Николаевич погиб 18 июля 2010 года. Не знаю, стоит ли об этом тут рассказывать, но  когда узнал о его гибели, у меня почва из под ног ушла. Острое чувство одиночества, потеря опоры и паника... Довольно сильно близки мы не были, но оказалось, что были. Похожее чувство испытывал я только один раз - когда у меня умер отец.

Д.К: Кто покупает Ваши работы?

Р.Т: Ими всегда оказываются люди, любящие искусство. С тонким, обостренным чувством прекрасного. В этом году было два случая, когда работы приобрели молодые люди, нашедшие меня через Интернет. Это очень добрый знак не только для меня. Значит, есть в нашей стране истинные любители, для которых искусство по-настоящему важно.

Д.К: Какие это были работы?

Р.Т: Картина и несколько графических листов.

Д.К: Не жалко расставаться с ними?

Р.Т: Совершенно нет! Мне приятно, когда работы уходят «в люди» и начинают жить своей взрослой жизнью. Даже если это, порой, трагически заканчивается. Например, в Сибири, в городе Назарово, моя работа вознеслась на огненной колеснице прямо в Валлхаллу: была сожжена вандалами на школьный выпускной. Но странным образом я не только не испытал боли, но даже как то обрадовался, что ли. Стало как-то легче...

Д.К: У каждого персонажа свой характер и своя жизнь. Божественный Ветерок, Зелёный куб, Там Пурпурный и другие герои Фейсбука и выставки «Всё сложно», найдут ли они очередное место в Вашем творчестве? Или Вы их уже «отпустили» в свободное плавание?

Р.Т: Они «просыпаются» и начинают функционировать в Фейсбуке только во время выставки. Они как астронавты в глубоком космосе: спят в анабиозе, пока корабль плывет в бесконечной ледяной тьме пространства. Когда корабль близок к цели, срабатывает некий механизм. Астронавты тут же восстают в своих саркофагах и начинают действовать. Сейчас они спят. Что будет с ними дальше, не знаю.

Д.К: А что стало с Калининградскими кирпичиками?

Р.Т: Не могу точно сказать. Мы крепили их тщательно так высоко, чтобы было трудно достать. Калининград, вообще, очень интересное место. Европа-«секондхенд». Я ездил туда к приятелю в город Зеленоградск, немецкое название - Кранц. Город стоит на берегу моря. Жил в старом немецком доме, который занимают две семьи. Это было задолго до того, как делал кирпичи. К семье, в которой я жил, приезжают в гости немцы. Они и есть бывшие хозяева этого двухэтажного домика. А еще в этом городе много моряков. У них довольно странная профессия: они большую часть жизни ждут, когда их позовут в плавание. Ждут, пьют и режут из нелегально добытого янтаря всяческие поделки.

Ростан Тавасиев. Кирпичи Калининграда

Д.К: Можно ли сравнить профессию художника с профессией моряка? Ведь люди искусства тоже ждут, когда их позовут, например, принять участие в грандиозной выставке.

Р.Т: Хорошее сравнение, которое показывает, как не надо делать художнику. Важно понять, если ты ходишь плавать за деньгами – это одно, а если тебе нравится море как стихия, что же тебе мешает взять лодку или ловить рыбу с берега? Это лучше, чем ждать, когда тебя позовут на борт Венецианской биеннале раз в жизни.

Д.К: Хотели бы Вы сменить место жительства?

Р.Т: А зачем? Военкомат меня уже перестал разыскивать. А от себя не убежишь. Всё самое главное происходит внутри человека. С каждым годом я понимаю, что воображение – моя сильная сторона. Я могу представить себе практически всё, что захочу, и даже больше. Хотя смена декораций действует весьма благотворно. У меня есть дом в Абрамцеве. Часть недели я могу быть тут, в Москве, а другую её часть – там. Мне прекрасно думается в электричке.

Д.К: С какими галереями Вы сейчас сотрудничаете?

Р.Т: С галереей Анны Нова в Санкт-Петербурге и галереей Марины Печерской в Москве.

Д.К: Над чем работаете сейчас?

Р.Т: Делаю свой первый кураторский проект во Владикавказе. Очень волнуюсь. Северо-Кавказский филиал ГСЦИ попросил меня курировать молодежный форум, который называется «ART Кавказ NEXT». Культура на Кавказе очень архаичная: она устремлена в прошлое. Было бы неплохо и о будущем позаботиться. Вот я и подумал использовать мощности научной фантастики, попросив молодых авторов придумать работы для воображаемого будущего. Кстати, очень подозрительно, что в так называемой научной фантастике почти полностью отсутствует описание изобразительного искусства. Нет ли тут сговора литераторов и воротил индустрии развлечений с целью «не пустить» в будущее изобразительное искусство? Не знает никто...