Над интервью работала Арина Романцевич
Текст: Арина Романцевич
Фото предоставлены MSK Eastside gallery
В галерее MSK Eastside до 16 октября открыта выставка Алексея Кузнецова «Смещение».
За последние 4 года команда MSK Eastside доказала, что может открывать новых художников в современном российском искусстве, работающих в различных жанрах от концептуального искусства до современной фотографии, абстрактного экспрессионизма и пост-граффити.
МСК Истсайд выступала организатором и куратором масштабных выставок для ММСИ и активно работает с аукционными домами Phillips, Christie’s и Art Curial. И, собственно, является официальным представителем Алексея Кузнецова в Москве (в Швейцарии его представляет Speerstra gallery).
Арина Романцевич поговорила с художником о границах дозволенного и способах за эти границы не выходить.
Арина: Итак, предлагаю начать с такого очень простого вопроса: я знаю, что вы изначально занимались граффити. Что вас когда-то заставило обратиться к этой сфере?
Alex: Про это написано везде, по-моему. Стечение обстоятельств плюс легкая влюбленность.
Арина: Вы трансформировались из графитчика в создателя абстрактных полотен или…
Alex: Я перешел.
Арина: Не вырос, а именно перешел?
Alex: Я просто поменялся. Это же просто путь: в какой-то момент окружают одни люди, в какой-то другие, зависит от цели и желания. Окружение так или иначе меняется.
Арина: А не сложно ли было вам уменьшить формат? От стены к холсту.
Alex: Да, сложно, но это дало свои плоды. Я не делал ничего осознанно, произошло по причинам не зависящим от меня.
Арина: И вы не ощутили этого напряжения между разницей в размерах?
Alex: Скажем так, первый раз, когда мне нужно было сделать что-то очень маленькое - это было выставкой в Сан-Франциско, там от меня требовалось 5 работ форматом А4. Это был 2014 год, начало. И вот тогда было сложно, я неделю ходил- ругался и думал, какие все вокруг идиоты. В итоге именно подобная задача, которая была решена в итоге мной, стала основой всего того, что я делаю сейчас. Все началось с обычного листа. Потому что до этого было много графики движений и в основном аэрозольный баллон уже на хостах. Я не знаю, как это получилось, совсем внезапно. Я был в мастерской с гостями, и в какой-то момент пошел к себе на второй этаж, налил краску на холст и просто ее смазал. И тут увидел, что смазывая коричневый «вандайк» на бумагу слегка молочного цвета все становится похожим на сепию. Это напомнило мне сталкера, которого я пересматривал за неделю до этого. И тут я подумал – «Блин, как круто, надо делать дальше!»
Вот так и пошло. Я сделал все 5 работ, которые требовались. Потом пытался сымитировать тоже самое несколько месяцев на больших холстах в большом формате. Дальше оно полировалось и дошло до этого (показывает на стены)
Арина: Не ограничивает ли вас формат холста? Просто прямоугольник. Не хочется уйти в объем? Или это дань традиции – холст?
Alex: Вообще никакой традиции тут нет у меня. Это просто формат, который мне очень нравится. Не хочу пока делать что-то другое.
Арина: Вот из релиза: Вилльям де Кунинг «Назвать себя для нас равнозначно катастрофе». Для вас это так?
Alex: В начале прошлого века это было жестом простив системы, когда один «изм» за другим… по сути, чем больше определений, тем меньше свободы. Но не свобода главное.
Арина: Определение ограничивает?
Alex: Оно изначально неверное, это попытка обозначить то, что словами обозначить нельзя.
Арина: Тем не менее все равно же потом назовут, хотим мы этого или нет.
Alex: Вряд ли.
Арина: А как же история искусства?
Alex: Картины не будут названы!
Арина: Картины нет, а течение – да.
Alex: Люди всегда хотят что-то определить, когда они чего-то не понимают, что не в рамках их сознания. Я сейчас думаю, что я пережил в какой-то момент обозначения и даже сделал выставку «абстракцизм», наверное, из-за этого. Это надо было просто пережить.
Арина: У вас абстракция неподконтрольная и спонтанная? Или в основе все-таки лежит схема, на которую вы опираетесь?
Alex: Есть исходная точка, скажем так. А что дальше уже…
Арина: А холсты у вас на полу, на стене, на мольберте в процессе рисования?
Alex: Они горизонтальны пока
Арина: А по-другому пробовали?
Alex: Были вертикальные, когда использовал другой материал. В моем случае я не могу позволить течь краске самостоятельно.
Арина: Как выглядит ваша мастерская? Она очень часто характеризует художника, она как его портрет. Как у вас?
Alex: У меня как в операционной. Новая работа заходит в абсолютно чистое пространство, приведенное в изначальное состояние. И пол, и стол, и потолок, все должно быть «чистым».
Арина: Значит, вы ревностно относитесь к посещению своей мастерской?
Alex: Я не хочу влияния, хочу чистоты в работе.
У меня есть отдельная комната, где висят картины. Я их оставляю, потом прихожу к ним, смотрю. Такой маленький экспозиционный формат. Хотелось бы, конечно, формат галереи. Нужен объем. В моей картине мира эти работы в вайт-кубе с высокими потолками.
Арина: Ну вы же не знаете, где они потом окажутся? Будут в музее старом висеть, будут шторы на окнах, деревянные потолки…
Alex: Ну там же другой свет…И важно, чтобы в любой экспозиции картина не боролась с пространством.
Арина: Почему же? Не соглашусь. Сейчас много выставочных проектов, где инсталлируемый объект входит в противостояние с пространством. Например, “Фасад Under Construction”.
Alex: Очень жаль…
Арина: Кстати, у цвета есть ли для вас какое-то значение?
Alex: Да нет, он самостоятельный. Мне нравится, что он не смешивается практически. А дальше уже сам, кто видит что-то, тот и видит. С каждой картиной по отдельности интереснее.
Арина: Я люблю в конце интервью просить собеседника дать совет молодым художникам. Пожелание какое-нибудь. Можете?
Alex: Я бы на самом деле пожелал российским художникам смотреть на то, что происходит в художественном мире и анализировать. Быть связанными, а не изолированными, потому что я вижу обратную ситуацию. Это проявляется во взгляде, в качестве. Вроде всё.
Арина: Спасибо вам!
Итак, выставка «Смещение» Алексея Кузнецова. Смещение откуда, куда; от чего, к чему; чего или кого?
Можно обратить внимание на один ответ художника в интервью чуть выше: «… По сути, чем больше определений, тем меньше свободы. Но не свобода главное.» Значит, Алексей одновременно пытается уйти от определений, которые сковывают творческие жесты, но говорит о том, что эта несвобода, рождаемая определениями не так уж важна. «Свобода не самое главное». Но не свободы ли добивалась когда-то абстракция, являясь крайним проявлением индивидуалистических, субъективистских тенденций буржуазного искусства? Разве не импульсивно-стихийные композиции были призваны освободить искусство от границ реальности? Дать ему свободу не столько слова, сколько эмоции. «Живопись действия» показала на своем примере, как художник может быть свободен от условностей, как он способен управлять формой взаимодействия с материалом самостоятельно, не подчиняясь традиции «мольберт-холст». Кстати, Алексей мне сказал, что слово «мольберт» ему не нравится. Не само слово, конечно, а именно его заезженность и неисчерпаемые ассоциации «Художник + Мольберт». Отсутствие свободной трактовки.
White cube* – это типичный пример свободного для искусства пространства, Кузнецов, безусловно, любит больше всего именно такой формат и не является приверженцем диалога «пространство-работа», и тем более противостояния этих двух составляющих выставочного процесса. Он любит свободную от всего площадь, белый лист, его мастерская как операционная – свободна от мелочей, грязи, мусора, часто встречающегося у других художников, он взращивает свое искусство на девственно чистом поле. Очевидно, свобода для нашего героя занимает далеко не последнее место, возможно, даже лидирует, но почему он это отрицает? Зачем ограничивать устойчивую и динамичную композицию, наполненную аккуратными жестами рук, плавно прошедшихся по грязно-розовому полотну черным шпателем? Некоторые его работы похожи на разводы от дворников лобового стекла автомобиля, рассекающего по дорогам грязного от осени города, некоторые, словно летящие по внезапно светлому небу большие кометы, оставляющие за собой нежный голубой свет, переливающийся всеми градациями синего, работы с красным цветом заставляют вспоминать Твин Пикс и комнату с карликом… все это – свобода моих интерпретаций произведений Алексея Кузнецова. Значит, «смещение» не от чего к чему, не куда и от кого, а смещение самого понятия «свобода».
Вопрос куда – остается открытым, как и остаются открытыми к вам, зрители, чистые, как white cube для трактовок работы художника, который уже сформировался как абсолютно самостоятельный и обособленный творческий организм, нашедший свою личную свободу в живописи и стремлении к совмещению несовместимого: перфекционизма операционной и необузданности абстракции.
*Белый куб (англ. «White Cube») — выставочная концепция, согласно которой объекты искусства выставляются в белом пространстве.
Над интервью работала Арина Романцевич
Текст: Арина Романцевич
Фото предоставлены MSK Eastside gallery