Вынужденный турист

В Зальцбурге показывают выставку гравюр и литографий австрийского экспрессиониста Оскара Кокошки.

Текст: Алексей Мокроусов

Фото: Museum der Moderne, Salzburg 

В этом году европейские музеи показывают несколько выставок Оскара Кокошки (1886 – 1980), среди крупнейших – в цюрихском Кунстхаусе, она уже открыта, и намеченная на апрель-июль выставка в венском музее Леопольда «Оскар Кокошка. Экспрессионист, мигрант, европеец» (это будет новая версия швейцарского проекта, сильно переработанная и дополненная).

В принципе это же название подошло бы и к нынешней выставке в зальцбургском Музее модерна «Оскар Кокошка. Печатная графика в контексте его эпохи», - в запасниках хранится около 500 графических листов Кокошки, это важнейшая часть всего собрания. Выставили меньше половины, 210 литографий и гравюр, но и этого хватило, чтобы показать всю эволюцию художника, от дрезденских лет до позднего творчества, проникнутого восхищением перед античностью. Кокошка любил Зальцбург, после второй мировой войны он основал здесь летнюю академию, продолжающую работать до сих пор, но начало его биографии связано с Веной. Столица консервативной в эстетическом отношении империи была одним из центров европейского модерна, здесь издавался журнал Ver Sacrum и был открыт Сецессион. 

В 1905-1909 годах Кокошка учился года в венской школе декоративно-прикладного искусства, откуда черпали свои кадры знаменитые Wiener Werkstaette, Венские мастерские, определявшие повседневный дизайн нового века. В это время возникла и его первая печатная графика, особенно успешны были почтовые открытки Кокошки, их в Музее модерна сейчас немало.

В эти годы он вдохновлялся искусством Антона Ромако и Дальнего Востока, а главное – творчеством Густава Климта. Молодой художник встретил поддержку не только у живописцев, но и у архитекторов (Адольф Лоос), и у критиков (Карл Краус). Именно Лоос ввел Кокошку в круг венской богемы, обеспечил первыми заказами на портреты, определив тем самым судьбу его многостороннего дарования. Помимо изобразительного искусства, Кокошка занимался и литературой, на выставке показывают афишу к премьере в 1909 году его собственной пьесы, «Убийца, надежда женщин», во многом связанной идеей конфликта мужского и женского начала. Логоцентризм определял его мир, он выпустит и прозаическую книгу с собственными иллюстрациями «Мечтающие мальчики», цветные литографии, где цвет уже довлеет над декоративностью линии, украшают выставку в Зальцбурге. Сочетание литературы и графического образа у Кокошки достигает невиданного прежде синтеза.

Отобранные для зальцбургской выставки работы разбиты на восемь глав, они отражают и эпоху югендштиля, и работу для кабаре «Летучая мышь», и годы сближения с европейским модерном – сперва в Берлине, где его очаровал «Новый Сецессион» и «Синий всадник», затем в Дрездене, где он преподавал после первой мировой и познакомился с Максом Бекманом, Кэте Кольвиц и Отто Мюллером. 

Не забыли кураторы и творчество Кокошки для одного из самых радикальных изданий немецкоязычного мира, знаменитого «Штурма», существовавшего с 1910 по 1932 год, при нем были созданы галерея и театр-студия. В 1910 году художник покинул берега Дуная ради берегов Шпрее, чтобы поработать в журнале Херварта Вальдена, на какое-то время стал там важнейшим автором, но уже в следующем году вернулся в Вену. Как выяснилось, зря. Если в Берлине у него была восторженно принятая персональная выставка в престижной галерее Пауля Кассирера (за ней последовала музейная закупка), то на родине его довольно зло высмеивали, и устная рецензия не сдержавшего своих эмоций эрцгерцога Франца Фердинанда «Что за свинство!» в той или иной форме была повторена не раз, уже печатно.

Художник, считающийся вместе с Эгоном Шиле основателем австрийского экспрессионизма, зрителей с консервативным вкусом раздражал слишком многим, начиная с изломанных линий человеческой фигуры и непривычного цвета кожи и заканчивая непринятым в салонах отношением к обнаженному телу. Но мутация формы, как и мутация цвета, лишь часть общего изменения взгляда на мир, вслед за Климтом Кокошка менял принципы зрения, не все из современников оказались готовы к таким трансформациям. 

Кокошка много портретировал людей искусства. В Зальцбурге выставили портреты представителей немецкого литературного авангарда, таких как Ивар фон Люкен и Вальтер Хазенклевер, политиков Голды Меир и Конрада Аденауера, художника Макса Либермана и друга, галериста Вальтера Гурлитта. Портрет назывался «Вальтер Гурлитт как волшебный принц», вскоре выяснилась и одна из сторон этого волшебства – это тот самый Гурлитт, что участвовал в нацистской арт-жизни и собрал большую коллекцию запрещенного авангарда, случайно обнаруженную в одном из домов австрийского Анифа лишь недавно.

С середины 1920-х Кокошка много путешествовал по Европе, Африке и Ближнему Востоку. Виды городов – в это время он начинает охладевать к графике, вернется к ней лишь после второй мировой, - хрестоматийны, но это другой настрой по сравнению с творчеством первой четверти века, нервным, срывающимся, возбужденным и таким юношеским по духу. Менялся не только стиль, но и жизнь – во время кампании по поиску «дегенеративного искусства» нацисты изъяли 417 его произведений из немецких музеев.

Годы скитаний завершились в Швейцарии, откуда он часто приезжал на родину. В послевоенные годы, как и Пикассо, еще один сторонник предметного искусства в царстве абстракции, Кокошка восхищался античностью, иллюстрации к «Одиссее» Гомера и «Лягушкам» Аристофана тому доказательство. Возможно, античность и была его главным аргументом против точки зрения нынешних искусствоведов, считающих, что «сама его дерзость была проникнута духом бессилия», – сказано, правда, о Климте, но в той же степени слова можно отнести к Шиле и Кокошке.

С будущим лучше бороться заранее. Главное – предугадать, откуда ударит.