"В поле зрения": Мария Чуйкова

Цикл интервью о самом веселом периоде отечественного искусства - последней четверти XX века. Мы познакомим Вас с теми, кто вершил исторический контекст того времени, с художниками и кураторами, входившими в состав таких объединений и групп как: "Клуб авангардистов" (КЛАВА), "Коллективные действия", "Мухоморы", "Чемпиионы мира", "Медицинская герменевтика", рок-группа "Среднерусская возвышенность", любительское объединение "Эрмитаж", "Детский сад"... Данный цикл приурочен к выставке "В поле зрения. Эпизоды художественной жизни 1986-1992" в Фонде культуры "ЕКАТЕРИНА".

Мария Чуйкова родилась в 1960 году в Москве – художник, куратор. Закончила МАРХИ (факультет градостроительства). C 1987 принимала участие в деятельности Инспекции "Медицинская герменевтика". С 1989 года член Международной Федерации художников. C 1993 года одна из основателей культурологической художественной лаборатории (совместно с О.Зиангировой и Н.Каменецкой) в Российском Государственном гуманитарном университете. Участник многочисленных групповых и персональных выставок в России и за рубежом. Работы хранятся в Загородном музее МАНИ (Московский архив нового искусства); Музее современного искусства, Одесса; Galerie Krings-Ernst, Кельн, Германия; Galerie Grita Insam, Вена, Австрия; C.Jolles, Цюрих, Швейцария.

Какие выставки интересующего нас времени (1986-1992) Вы считаете самыми важными и интересными? Почему именно они имели такое значение?

Первая выставка «Клуба авангардистов» 1987 года. Это была первая экспозиция не в частной квартире или на даче за городом, а именно в официальном месте - выставочном зале Пролетарского района. И еще у нее было одно важное качество, которого не было раньше на выставках, даже в АПТАРТе –  выставочная концепция, придуманная Свеном Гундлахом, Никитой Алексеевым, Николой Овчинниковым. Проект состоял из 4-х этапов, а состав работ менялся каждую неделю.

Расскажите о КЛАВЕ. Как и почему вы решили стать участником объединения? Как Вы попали в списки КЛАВЫ?

Для того  чтобы сделать выставку на Автозаводской, нужно было создать некую общественную организацию. У власти был Горбачев, и тогда уже были кооперативы – первые ласточки индивидуальной деятельности. Так как многие художники не были членами каких-либо творческих союзов – МОСХа, Горкома графиков, то руководством района было предложено создать общественную организацию, чтобы иметь возможность от ее имени делать выставку. Так образовался «Клуб авангардистов» -  КЛАВА. Иосифа Бакштейна позвали как раз, чтобы он помогал вести переговоры с руководством и зала и района, то есть решать бумажные вопросы. Он один из немногих, кто умеет с этим замечательно справляться.

Как вы определяете круг  КЛАВЫ?
Круг КЛАВЫ – это молодежное отделение круга МАНИ, а также примкнувшие к нему «Мухоморы». «Медицинской Герменевтики», как группы, тогда еще не было [группа появилась в конце 1987 года – прим. ред.] – были Сергей Ануфриев и Юрий Лейдерман, знакомые еще с  тех времен, когда оба жили в Одессе. Павел Пепперштейн пока еще учился в Праге. Идею создания КЛАВЫ поддержали еще и группы «СЗ» (Виктор Скерсис и Вадим Захаров), и «Коллективные действия», а также все те, с кем мы общались и делали совместные проекты.

Поделитесь  самыми яркими впечатлениями, воспоминаниями, того времени? Есть ли какое-то событие или эпизод, который, на ваш взгляд, максимально точно описывает ситуацию тех лет?

Пожалуй, когда Сережа Ануфриев пришел домой с блестящими глазами, рассказывая мне о том, что бывшие подпольные авангардисты отныне больше не преследуются КГБ и властями. И тут же валом посыпалось бесконечное количество событий. Каждый день были какие-то замечательные концерты, однодневные выставки. Все это происходило в ЦДХ на Кузнецком Мосту, или арендовались такие странные пространства, как кинотеатр «Ханой». Проходили концерты, аналога которым не было и нет. Выставки перемежались с показами моды. Всё было прекрасно. Мне запомнилась не какая-то конкретная выставка, а то, что каждый день происходило какое-то невероятно интересное событие, обогащающее тебя интеллектуально и художественно.

В это время появилась группа «Среднерусская возвышенность». Мы с Сережей Ануфриевым жили в мастерской у Илоны Гансовской, художницы, которая также участвовала в КЛАВЕ. К ней однажды пришел друг и предложил ей выставку в зале на Восточной улице. Он думал, она захочет там сделать персональную выставку, а она предложила нам сделать совместный проект. Ребята сразу взялись за дело – Сергей Ануфриев рассказал про идею Свену Гундлаху. Все в принципе и так собирались организовать фиктивную рок-группу, а выставка стала поводом для мобилизации. Тут же привлекли для организационной работы Иосифа Бакштейна. И все закрутилось.

Акция "Пароход", 1987 год. Фото © Георгий Кизевальтер, предоставлено Е.К.АртБюро

Чем для вас были эти объединения? Почему художники объединялись? Лично вам интересней было работать индивидуально или в группе?

Объединялись, потому что так было интереснее работать и жить, потому что работа в современном искусстве была не только художественная, но и социальная. Мне кажется, в группе было интереснее решать художественные и интеллектуальные проблемы. Мне и по-человечески было интересно работать в группе. Мы с Ануфриевым работали индивидуально, но при этом  все равно вместе входили в сообщество «Московской концептуальной школы». 

Существовала ли в то время конкуренция между художниками? Как складывались отношения в группах? Это было сотрудничество, сотворчество, соревнование? Какие эмоции были для вас самыми главными?

На первых порах не было никакой конкуренции. Была эйфория от того, что закончилось сильное внешнее давление и современное искусство разрешили сверху. Наверняка прежде была конкуренция за «кормушку» у членов МОСХа, но мы-то в этом точно не участвовали. У нас были другие точки отсчета – нам были важны, в первую очередь, хорошие работы и интересные идеи. Наверное, это тоже конкуренция, только индивидуальная – конкуренция талантов, если хотите. Единственное, что, конечно, присутствовало – гендерная конкуренция.

"За культурный отдых". Мария Чуйкова, Константин Звездочетов. Фото ил личного архива Ю.Альберта, предоставлено Е.К.АртБюро

Начало «коммерческого этапа» повлияло на ситуацию в художественном сообществе? Как возможность продажи произведений отразилась на вашем творчестве?

Возможность продаж очень сильно повлияла. После Сотбиса [торги Sotheby’s в Москве в 1988 году – прим. ред.] сквот в Фурманном переулке сразу превратился в коммерческое место. Исчезло это состояние лабораторного подхода к искусству, и все стало делаться на продажу. Конечно, тут же слетелось огромное количество людей, которые хотели легких денег. Нет, конечно, те, кто был талантливым, ими и остались, но кто-то ушел в другую область, к сожалению. Например, Свен Гундлах занялся коммерцией.

Расскажите о Вашем творчестве того периода. Откуда появилась "продуктовая эстетика" в работах. С чего все начиналось?

Основатели группы «Инспекция Медицинская герменевтика» пожаловали мне звание «младшего инспектора», как только группа образовалась. Само ее появление было реакцией на коммерцилизацию искусства. Первые акции были такими: они ходили по мастерским, выставляя оценки в специальные блокноты по собственной оценочной категории. Никто не понимал, что это за оценки и откуда они берутся. Когда стали приглашать на Запад, мне пришлось много раз готовить ужины. На проекте «Швейцария + Медицина» в 1991 году, мы жили в Цюрихе 3 месяца. Одновременно еще была выставка «1991» в «Ева Прессен–Хубер» галерее. После вернисажей мы не уехали, а жили еще два месяца в Швейцарии. Однажды нам позвонила наша галеристка и попросила сделать ужин на 4-5 человек для очень важных коллекционеров. Я естественно согласилась. Через 10 минут она перезванивает и спрашивает: «А для 8?». Я соглашаюсь готовить и для восьми. Через 15 минут она снова перезванивает: «А для десяти?».  И для десяти я соглашаюсь. И вот так она целый день звонила и увеличивала число этих важных персон. Дошло, по-моему, до пятидесяти. А это был 1992 год, распад Союза, поэтому мы решили посвятить наш ужин «памяти СССР». Надо сказать, что у «Медгерменевтики» тогда готовилось несколько проектов, иллюстрирующих тему «расщепления памяти» – «Памяти снеговика», например – поэтому наш ужин очень вписывался в общую концепцию. 

Мы тогда стали вспоминать все блюда бывших союзных республик, чтобы их приготовить. В общем, был великолепный вечер, который запомнился надолго. Я в то время практически не говорила по-английски, но многие спрашивали у меня рецепты, поэтому я их рисовала. Потом, когда я пришла к одной известной галеристке в гости, то увидела, что вот этот мой небрежный набросок, который нужен был только для того, чтобы объяснить,сколько морковок надо положить в борщ, висит рядом с Энди Уорхолом. Куратор проекта «Швейцария + Медицина» – Клавдия Йоллес сказала, что это отличная находка. Когда распалась «Медгерменевтика», я продолжила делать такие «кулинарные» работы.

Мария Чуйкова. "Солянка в сауне", Красноярск, 2013. Фото предоставлено Марией Чуйковой из личного архива.

А «гастрономические» дневники [Мария оставляет на бумаге отпечатки свежеприготовленных блюд. Эти силуэты художница графически оформляет и делает соответствующие подписи - прим.ред.], которые Вы придумали в 2003 году? Вы продолжаете их вести?

Если происходит что-то интересное, то я продолжаю. Вот сейчас мы были в Литве на Куршской косе, и я вела такой «дневник». Рыбак приносил нам камбалу и судака которых только что выловили, мы их готовили…  Это все так вдохновляло, что я вела дневник. У меня не линейное повествование, а серийное.

Сколько их на данный момент?

Серий пять, наверное.

Актуальный художник того времени, кто это? Что значило понятие «актуальное» в то время и что значит сейчас?

Нет, тогда даже понятия такого не было. Это все инновации двухтысячных. Сейчас это зависит от контекста употребления. Кому-то нужно отгородиться от авангарда, кому-то – от русофильского «Глазунова». Нам понадобился этот термин, чтобы разграничить «территорию» – кто-то современный, а кто-то актуальный.

Как вы воспринимаете современную художественную ситуацию? Она чем-то напоминает то время, о котором мы говорили?

Я уже сказала про внешнее давление, исходящее тогда от советской власти, - оно нас объединяло. Ведь нас не сажали, но как-то старались отлучить от искусства. «Мухоморов», например, после публикации в журнале «АЯ»  отправили служить в армию. Сейчас такого давления нет, зато есть конкуренция. Мне кажется, Россия ничем не отличается от всего мира в этой ситуации.

Пожелания молодой художественной поросли: от чего стоило бы предостеречь, на что обратить внимание?

Могу процитировать Илью Кабакова: «Нужно найти свою "феню", потом научиться хорошо "ботать" по этой "фене", а потом получать дивиденды от этой "фени"». Или, как сказал Шпеер в своем интервью после выхода из тюрьмы: «Работайте над своей харизмой!».