Детский сад. Михаил Заиканов

Несмотря на то, что уже давно дети не мешают развитию карьеры, а так же не препятствуют свободным передвижениям по миру, жизнь молодых родителей сильно меняется. Людмила Аношенкова, мать двоих детей и преуспевающий художник, решила поговорить с творческими родителями и узнать, с какими трудностями им пришлось столкнуться, как строится теперь их жизнь и, главное, как они умудряются совмещать работу и воспитание детей.

Людмила Аншоенкова: Три года назад, когда знакомая художница, мать двоих детей, говорила, что на четыре года выпала из художественной жизни, мне показалось это диким. Тогда я училась в Академии художеств в Вене. Участвовала в выставках, ездила по Европе. Делала международный проект Артстримшоп с Аней Ходорковской. Молодой амбициозный художник. 

Муж жил в Москве. Но однажды мы заговорили о детях. Я долго не хотела, он не настаивал. И вот мы захотели. Одновременно. Мне до сих пор желание родить детей кажется иррациональным. Потому что люди ищут лучшего, а с детьми падает уровень свободы, доходов и, по-статистике, уровень удовлетворенности жизнью. 

Штамп: дети - счастье работает. Но я уверена, что для родителей-художников - это только штамп, ибо лучше развито критическое отношение к действительности. Возможно рождение детей – это способ инициации. По крайней мере, мы с мужем почувствовали в себе достаточно моральных сил, чтобы взяться за воспитание отпрысков. У нас получилось двое очаровательных детей. Мальчик и девочка. Обнимашки и розовые сопли в инстаграм и фейсбуке. Они собирают лайков больше, чем фото современного искусства. Проблем с ними немного, благодаря моему легкому отношению к жизни. Но за два года я выпала из художественной тусовки, перестала учиться в Венской академии и испортила отношения с подругой – главным партнером по арт-проектам. Сказались 2.5 года непрерывных беременностей-кормлений.

Когда я выползаю на вернисажи и знакомые удивляются, почему без детей, я не могу внятно объяснить. Не объясню, почему не делаю проект из жизни с детьми или еще кучу интересного.

Для объяснения нового статуса я буду беседовать с художниками-матерями и художниками-отцами. Мы поговорим об изменении жизни после рождения детей. Зачем? Чтобы найти понимание художественного сообщества. Чтобы помечтать об инфраструктуре для художников с детьми: студиях, резиденциях. В конце-концов, чтобы стало легче от осознания того, мы не одни творим в перерыве между сменой подгузников.

Михаил Заиканов родился в Москве в 1983 году. Учился в Школа им. Родченко с 2010 по 2012 год, так де в 2012 году учился в Институте проблем современного искусства. Персональные выставки: После тайфуна (ЦСИ Заря, Владивосток, 2016), Ничего такого (Галерея ART re:flex, Санкт-Петербург, 2014), Домашняя работа (Random gallery, Москва, 2014), Правила игры (Галерея КОМНАТА, Москва, 2013), Идея, Свобода, Вперед (Площадка СТАРТ, Москва, 2012). 

Людмила Аношенкова (Л.А.): Расскажи немного про себя и своего ребенка.

Михаил(М.): Меня зовут Михаил Заиканов, мне 32 года. Моему сыну почти два года. Прекрасный парень, блондин, который любит музыку.

Л.А.: Можешь рассказать, как изменилась твоя карьера после появления сына?

М.: Мне кажется, понятие «карьера» относится больше к банковским работникам. Когда я встречаю нынешних студентов Школы Родченко, все обязательно спрашивают: «Как поживает карьера?» После двух с лишним лет проведенных в Питере, когда появилось, больше времени, чтобы подумать, я понял, что Родченко в этом смысле очень влияет на людей – тебе быстро дают все инструменты, теорию и ты встраиваешься в некую фабрику.  Мне такое не подходит. 

Мой первый сравнительно большой проект был на «Старте». Там меня поразило, что у выставки вообще был бюджет – неужели кто-то вообще может дать деньги на искусство? До этого я участвовал в совсем маленьких инициативах, которые никак финансово не поддерживались.  После этого у меня было 3 выставки в «Комнате»  в Москве в Random, потом у меня был проект в питерской «Арт-галерее» и маленькая выставка, ее помог сделать Саша Белов. 

Л.А.: Что называется, жизнь бьет ключом!

М.: Да, а в тот момент, когда моя жена уже была беременна, в Питере проходила Манифеста. Там было очень много выставок, интересных событий – вот тогда действительно жизнь била ключом.

Л.А.: А когда родился ребенок?

М.: Все утихло. До конца 2014 года я еще как-то участвовал в каких-то выставках, а в 2015 году не принял участия ни в одной. В конце 2015 года меня спросили в одной питерской галерее, что я сделал за год, я так и ответил: «Ничего». Мой друг Володя Потапов примерно в то же время мне написал в фэйсбуке: «Миш, я понимаю, что рождение детей – это сложный барьер, который нужно пережить. Но, пожалуйста, не бросай искусство. У тебя хорошо получается». Это были очень важные слова поддержки в тот момент.

Л.А.: Кстати, и правда – поддержки очень не хватает. Получается, с рождением детей ты выпадаешь из жизни, мало с кем общаешься, следовательно, не получаешь никакого фидбэка. Искусство – это способ коммуникации, поэтому и от него постепенно отходишь. 

М.: Я заметил, что люди вообще не афишируют свою личную жизнь. Это правильно, на то она и личная, но возникает ощущение, что с детьми на многие мероприятия прийти неуместно. Даже в тот же музей Гараж нельзя прийти с коляской. 

Мне кажется, это неправильно – посмотрите на те же открытия в Берлине. Там люди приходят на открытия с детьми, и всем весело. Мне это намного ближе, ведь я хочу, чтобы мой сын знал, чем я занимаюсь.

Л.А.: Скажи, а помешало ли рождение сына твоему развитию как художника?

М.: Рождение, естественно, было для меня большим потрясением. Так как мы приняли решение рожать дома, то я видел весь процесс, и это произвело на меня большое впечатление.

В тот момент я долго думал, что в жизни поменяется – такой экзистенциальный вопрос. Я понял, что больше не буду тратить время на то, что мне кажется несерьезным. Я начал намного больше ценить свое время. 

Л.А.: А можешь посветить меня в тайны вашей семьи? Кто зарабатывает, кто занимается воспитанием?

М.: В основном зарабатываю я, но так как моя деятельность связана в основном с театром, то заработок непостоянный. Бывает так, что денег нет, потому что не сезон, но за то много предложений на будущее. 

Сейчас с сыном сидит моя жена Катя, но я стараюсь ей помогать. Когда мы жили в Санкт-Петербурге, работы было мало, поэтому я много времени проводил с ними. Конечно, в Москве работы в разы больше, есть мастерская, в которой я пропадаю, но при этом стараюсь во всем помогать Кате, чтобы она не уставала. 

Л.А.: А были ли у тебя какие-то иллюзии по поводу детей, которые развеялись?

М.: Очень смешно, но я себе представлял, что сын сядет рядом со мной, а я буду рассказывать ему какая жизнь. Я утрирую, конечно, но я думал, что дети начинают понимать речь намного раньше. Сейчас сыну почти 2, и он не очень-то хочет говорить. 

Еще я думал, что будет просто, но первые две недели быстро развеяли все иллюзии. У Кати был лактостаз, она отходила от родов… Все домашние дела легли на меня, плюс еще, конечно, постоянная забота о младенце. Еще был момент, когда мы с Катей сильно испугались – у малыша начался конъюнктивит на обоих глазах, они буквально не открывались, а у Кати в этот момент поднялась высокая температура – было очень тяжело. А потом внезапно отпустило – стало легче. 

Была еще забавная история: первую зиму с ребенком мы решили провести в Черногории в относительном тепле. Сыну тогда было 4 месяца, в доме жило несколько семей. У одной из семей была здоровая собака, которая спала на всех диванах. Мы сразу же поняли, что нашего чистейшего младенца класть на эти диваны мы не будем. Но прошел месяц, и этот самый стерильный ребенок лежал на тех самых диванах, собака то и дело его облизывала, а мы только радовались. Это сильно нас продвинуло – теперь мы не паримся, если в магазине ему захотелось поваляться на грязном полу.

Л.А.: А как ты встраиваешь художественную деятельность в свой повседневный график? Зависит ли он от ребенка?

М.: Мне кажется, что никак не зависит. Обычно я просыпаюсь, мы завтракаем, я еду в мастерскую, после этого, если Катя с сыном в центре, я еду к ним, а если нет – то домой. Но бывает так, что я никуда не еду и остаюсь с ребенком, а Катя делает свои дела. 

Л.А.: Обычно, когда ты проводишь много времени с детьми, то энергии на творчество уже не остается. Где ты ее черпаешь? В твоей жизни был период, когда ее не хватало?

М.: Я бы сказал, что у меня происходит не спад энергии, а некое «вымораживание». Мне нравится проводить время с мелким: мы веселимся, играем, зажигаем на площадках. Но в то же время я понимаю, что это не то, чем бы я хотел заниматься. Такие мысли совершенно не значат, что я жалею о времени, проведенном с ребенком, просто большую часть сил хочется тратить на то, что интересно мне. 

Л.А.: А работать ты больше любишь один или с кем-то?

М.: Мне на много проще работается в одиночестве. Недавно в резиденции «Заря» у меня был опыт совместной работы в мастерской. Сначала я ужасно парился, но потом стало легче. Я мог прийти ночью и поработать один, а иногда мы работали все вместе, но часто отвлекались на всякие разговоры. 

Л.А.: Насколько я знаю, ты там был вместе с семьей. Мы уже немножко затронули тему, что в художественном мире не принято ездить и ходить с детьми. Как вам позволили приехать в таком составе?

М.: Это была странная ситуация. Сначала туда поехали наши питерские знакомые, которые нам сказали, что там очень хорошо, живут они вместе и никаких проблем с расселением не возникло. Мы решили поехать тоже семьей – во Владивостоке хоть раз в жизни-то нужно побывать. Я переписывался долго с координатором проекта, но на мою просьбу поселить нас вместе с женой и сыном она довольно напряженно отреагировала и сказала, что им нужно будет поискать отдельное жилье. В результате найти у них ничего не получилось, и они сделали нам большое одолжение, что мы недолго пожили там все вместе, потом сняли себе квартиру.

Л.А.: А почему так?

М.: Потому что такие у них правила. При этом после нас приехал художник Дима Булныгин и сказал, что через пару дней приедет его девушка, и никаких нареканий не было. Наверное, тогда было уже меньше резидентов, но ситуация все равно вышла неприятная. 

Л.А.: Получается, не хватает отдельной инфраструктуры для художников с детьми? Ну или просто какого-то понимания со стороны художественной общественности…

М.: Я думаю, и того и другого. Я как-то встретил знакомого художника, который мне сказал: «А, ну понятно, дети», будто бы у меня долги или я неизлечимо болен

При этом дети – это же прекрасно! Они делают такие вещи, над которыми мы, взрослые, даже не задумываемся. Наверное, об этом еще нужно спросить Катю…

Кстати, мы ездили на речном трамвайчике “Urban Fauna lab”, и там случилась тоже неоднозначная ситуация. Перед посадкой всех попросили сдать мобильные телефоны, чтобы вывести публику из зоны комфорта. На вопрос моей жены: «А если ребенок будет бегать и играть, это будет считаться выходом из зоны комфорта?» Организаторы сказали, что это у них запрещено. То есть тоже все очень однобоко. 

Л.А.: У своей знакомой я встретила интересный пост в фэйсбуке: «Вы так много лайкаете фотографии моего ребенка, и так мало – мои работы…» Ты с этим сталкиваешься?

М.: Вчера я хорошо сфотографировал Катю с сыном, и поднялась бешеная активность, которой не бывает, когда я выкладываю свои работы. Такая иллюзия интереса к моей жизни. 

Катя (К.): Я еще хотела сказать, что в России вообще есть такая проблема – все любят детей, когда они не доставляют хлопот. Почему-то в Питере мы особенно почувствовали, что нам нигде не рады. Например, приходишь в кафе с сыном, он не может долго сидеть, поэтому начинает капризничать. Естественно, это происходит не тихо. Гости могут начать отчитывать тебя за то, что ты не следишь за ребенком. По-моему, очень не толерантно с их стороны. Мы так устали от этого, что поехали в Берлин. Там совсем другая обстановка – все готовы понять ситуацию. 

Л.А.: Получается, художественная среда – это отражение нашего общества. Странно, ведь у многих есть дети, значит должны относиться нормально к таким явлениям…

К.: Еще в музее Гараж странная ситуация – на первом этаже можно с коляской, а на остальных – нет. То есть весь огромный второй этаж предлагается маленькому человеку пройти ножками. Конечно, ребенок тянется все потрогать. Как тут посмотреть выставку, если нужно следить за ребенком? Мы с Мишей по очереди ходим.

М.: При этом для людей с ограниченными возможностями все предусмотрено. Хотя, конечно, лифт на второй этаж не работает – это смешно. 

Л.А.: Вы могли бы дать какие-то советы художникам-родителям с высоты своего опыта?

М.: Не знаю, у нас все получилось очень органично. Не нужно быть готовым к рождению детей – это все равно происходит неожиданно. Нужно пользоваться любой возможностью. 

 

Над интервью работали: Мария Назарова, Людмила Аношенкова

Фото предоставлены Михаилом Заикановым

Людмила Аношенкова Родилась в Московской Области в 1985 году. С 2006 по 2008 год училась в Московской финансово-юридической академии, с 2009 по 2010 год училась в "Свободных мастерских" Московского музея современного искусства, в 2010-2013 годах училась в Школе фотографии и мультимедиа им. Родченко, а с 2012 по 2014 год обучалась в венской школе изобразительных искусств. Мать двоих детей.

Персональные проекты:

2016 «Цветы жизни», Центр «Красный», Москва

2011 «Бесконечная квартира», выставочное пространство Школы, Москва

Избранные групповые выставки и проекты:

2013-2016 Art Stream Shop с Анной Ходорковской

2015 Презентация фильма «Interview», Atelier Suterena, Вена

2015 «JEDES STÜCK 1 EURO», галерея O.T., Вена

2014 «Говорит Москва», Культурный Фонд «Екатерина»

2013 «The Happy End», Мультимедиа Арт Музей, Москва

2013 «На этой выставке много хороших работ», Е.К.АртБюро, Москва

2012 «WAKE / POMINKI / LEICHENSCHMAUS», квартирная выставка, Вена

2012 «Отвергнутая действительность», Специальная программа III Московской международной биеннале молодого искусства, ARTPLAY, Москва

2012 «Show and tell», Е. К. АртБюро, Москва

2012 «Антигерой», галерея «Офис», Москва

2011 «Insight&Foresight», Центр современной культуры «Гараж», Москва

2011 «55/3», Артплей, Москва

2010 «Личное», Восточная галерея, Москва