Внеинституциональный проект: "АртТочка"

Art Узел продолжает публикацию цикла интервью, посвященного кураторам в галереях и за их пределами. 

Проект АртТочка возник в 2010 году, как объединение людей, увлеченных современным искусством. В рамках АртТочки проводятся лекции, встречи с художниками и обсуждение проектов, проходят квартирные выставки и круглые столы. Основная задача - создание Сообщества объединенного интересами в области современного искусства. 

Шарков Иннокентий родился в 1973 году в Москве. Окончил Московский государственный художественно-промышленный университет им.С.Г.Строганова, кафедра стекла и керамики, в 2004 году. Член Московского союза художников с 2006 года. 2007-2008 Институт проблем современного искусства. Участник российских и международных выставок с 2000 года. С 2008 года член International Association of Art. В  2010 - номинант премии Кандинского в номинации медиа-арт. 2011 - Московское Биеннале Современного искусства, параллельная программа. 2013 - Московское Биеннале Современного искусства, спецпрограмма.

Чапковская  Дарья родилась в 1973 году в Москве. Окончила Московский государственный художественно-промышленный университет им. С.Г.Строганова, кафедра монументальной скульптуры, в 2002 году. С 2001 г преподаватель МГУ им. Ломоносова, дизайн СМИ. 2007-2008 Институт проблем Современного искусства. Участник российских и международных выставок с 1999 года. C 2008  член VISUAL ARTISTS. В 2010 - номинант премии Кандинского в номинации медиа-арт. 2011 - Московское Биеннале Современного искусства, параллельная программа. 2013 - Московское Биеннале Современного искусства, спецпрограмма.

Почему вне институций?

И.Ш.: Я считаю, что мы вне институций по двум причинам. Первая причина, это, конечно, усталость от того, что все время присутствует ощущение, что ты попал под лед, а пробить его не можешь, до какого-то момента бьешься головой, а он не пробивается. Не получается выхода и активного жизненного движения. А вторая причина заключается в том, что любые институции, так или иначе, при всех своих плюсах являются не мобильными механизмами. В любой институциональной системе складываются свои стилистические предпочтения, своего рода - тренды. И во всем этом у тебя нет свободы и поля для эксперимента. С одной стороны, считается, что найденный некий тренд - это хорошо, но, с другой стороны, творчество и движение всегда связаны с экспериментом, а институции, зачастую, не дают такой возможности, отбирается то, что попадает под выработанную концепцию. А когда ты создаешь собственную историю, это возможность эксперимента и более плотного общения.

Д.Ч.: Художник должен обретать какие-то новые качества, он должен уметь организовывать пространство вокруг себя. Сложность этого времени в том, что есть некое небольшое количество художников, вписавшихся в коммерческую структуру, и мне кажется, что в России, есть только коммерческая составляющая или художники которых нет, так как они не могут выставлять свои работы. По этому поводу, можно сетовать, переживать, а можно попытаться, как-то это решить. Соответственно, созданием в частности собственного информационного пространства. Но сложность процесса, заключается в том, что натыкаешься на необходимость решения организационных моментов, и это пожирает массу времени, которое художнику нужно изыскивать. Но думаю, что все это возможно. Лекции и  встречи «квартирника», для меня это единый процесс, единый проект, который мне дает новые творческие взгляды, я надеюсь и другим людям также. Мне кажется, что должны возникать, какие-то более легкие формы создания вещей, т.е. искать новые материалы, присутствующие в медиа, которые позволяют быстрее реализовывать творческое высказывание. 

Вести самостоятельный проект требует вложения времени, сил и денег – откуда все это берете?

И.Ш.: Времени очень мало, потому что надо зарабатывать деньги, остаток которых вкладывается в искусство. В принципе, так все художники и делают, кто-то зарабатывает графикой, кто-то работает с материалом. Но это совершенно не имеет отношения к творчеству, то есть творческие проекты жестко находятся в стороне от заработка, хотя технологии того, что мы делаем для заработка влияют на создание работ. 

Д.Ч.: Мы исключительно самофинансируемые. Все доходы, мы тратим на жизнь и наши проекты. Самое сложное – это время, которого не хватает.

Несмотря на то, что в искусстве "все уже было", все мы надеемся, что некоммерческие проекты, вроде вашего, могут оказаться этаким "передовым подпольем" и открыть что-то новое. Что думаете об этом?

И.Ш.: Когда начинаешь много работать, понимаешь, что всегда можно найти что-то новое. Не инновации, это слишком громко, но именно взглянуть по-другому на старые вещи. 

Д.Ч.: Все новые коммуникации, которые возникают – это и есть, то в чем лежит новое. В погоне за инновационным прочтением, считается, что Кошут заложил это – «систему инноваций», художники которые занимались искусством в 18-19 веке, не рассматривали себя искуствоведчески, т.е. он художник, и все искусство, которое сзади. Мне так кажется. И в какой-то момент, возникла система, по которой отслеживается вот эта инновационность, к примеру, материалов – кто там и чего первый стал резать и прочее. Художник в праве использовать все техники, все равно идет личностная трактовка, существующая в контексте большого куска искусства из которого мы можем использовать все материалы. Это очень сложно. Для меня, как для художника, долгое время – это было «парализующим» моментом, особенно, когда ты начинаешь изучать историю искусства, историю современного искусства, ты все время себя фиксируешь в системе координат, что этот художник делал это, и мысль твоя вторична и главное это приводит к тому, что ты перестаешь делать, ты думаешь, что это все уже старо и было. А это очень не правильно. Нужно делать. И это отсматривание себя назад, нужно преодолевать. Все равно – это в твоем прочтении.

Российский зритель недружелюбно относится к современному искусству. Своими проектами вы как-то пытаетесь повлиять на отношения искусства и общества? Если да, то, каким именно образом?

Д.Ч.: Меня это тревожит. И для себя я знаю ответ, почему это так. К вопросу об арт-фестивалях. Именно европейские арт-фестивали, заложили мощную структуру в понимании искусства. Европейский зритель, среди которого, люди с разным культурным уровнем, с большим интересом смотрят на какие-нибудь крайние формы искусства. Я задавалась вопросом, почему люди ходят, почему они на все это смотрят? Потому что у них заложено, как одно из базовых – право на высказывание. И они  настроены на это, потому что любой человек, имеет право высказываться в равной форме. Поэтому, у них так всего много. Интерес к современному искусству, базируется на этом, они приходят посмотреть, как множество равных им европейских людей, высказалось на какие-то темы, поэтому они это могут принять. У нас искусство носит, на мой взгляд, такую восточную элитарную форму, которая связана с функциональностью, т.е. искусство должно быть красиво или к чему-то применимо. К сожалению, нет в обществе понимания, зачем это нужно, и это данность нашего Российского явления. Не знаю, преодолеваемо оно, или нет. И все же надо работать и делать. Есть, пусть небольшой процент людей, участвующих в этом, и ты можешь опереться на них.

И.Ш.: Мы, как раз, об этом очень часто спорим даже с нашим "старшим поколением", и дело не в незнании или непонимании. Возможность повлиять на отношение идет через популяризацию, то есть через те же выставки, через возможность устраивать квартирные выставки, все это документировать, грубо говоря, пропагандировать свою деятельность и, таким образом, как-то преломить это недружелюбие. Но, опять же, это не массово. Создается свой круг и, по мере его создания, происходит какое-то брожение, консолидация. А на то, что остается вне круга, никак не повлияешь. Из того небольшого процента людей, которые интересуется искусством, интересующихся современным искусством еще меньше. 

Почему в нашем обществе настолько мал интерес к современному искусству? 

И.Ш.: Если в европейском мире традиция современного искусства развивалась и двигалась относительно непрерывно, то в России в течение семидесяти лет прессинга людям говорили что должно быть искусством, каким оно должно быть, каким не быть, что хорошее, а что плохое. Все эти вещи въелись уже на уровне поколений, люди не могут понять, что выход за рамки традиций и движения происходили во все времена, были необходимы для роста художественного процесса. У нас очень сильный акцент на визуальности, искусство должно быть красивым и радовать душу. И понять, что эстетический элемент  может присутствовать в искусстве, но не является тем, что делает искусство искусством, спустя столько поколений, воспитанных в рамках традиционного понимания очень трудно. К тому же, отсутствует информированность общества в области современного искусства.

А, как ты думаешь, в будущем, возможно, чтобы в России актуальное искусство стало сравнимо по популярности с традиционным?

И.Ш.: Я думаю, что да. Но если во всем мире современное искусство уже давно является официально признанной частью культуры, то в России оно в кавычках признанное. Прекрасно понимается, что раз есть искусство, то должно существовать и современное искусство, но, с другой стороны, что это такое и с чем его едят, не всегда хорошо понимается. Современным художникам в России трудно пробиваться, у них нет достаточного развития именно в силу отсутствия поддержки. 

Насколько я понимаю, вас можно назвать куратороми внеинституциональных проектов. Как кураторы, по какому принципу вы отбираете участников, или есть какая-то команда, с которой вы работаете постоянно?

Д.Ч.: Наш проект образовался из-за того, что возникла внутренняя необходимость, чтобы выставки были достаточно регулярными, для самих нас, как художников. Чтобы ты точно знал, что у тебя есть две или три выставки в год. Хорошо, что в этом году мы попали в спец. программу биеннале, но можно не пройти, можно оказаться в ситуации, что тебя никто не позовет. В этом нет какой-то временной структуры, можно ждать выставку два года или три, а у меня  есть необходимость реализовывать свои проекты, иначе они устаревают. Исчерпывают себя, если ты год ждешь, чтобы его посмотрели, и еще год где-то в очереди, чтобы его реализовать. Поэтому возникла идея, в связи с тем, что есть свое небольшое пространство, устраивать выставки, привлекать разных художников, тоже в этом участвовать. Возникает творческий диалог взаимного творческого обогащения. Существовало еще сообщество, которое образовалось из лекций как продолжение ИПСИ. Т.е. мы с большим интересом и любовью к ИПСИ там поучились и решили, что мы сможем это продлить, не можем же мы все время туда ходить (смеется). Образовались лекции, вначале достаточно самопроизвольно, потом они стали проходить на более регулярной основе. Соответственно, образовалось некое пространство людей, которые и сформировали это место, пополнившееся дальнейшими выставками. На данный момент, у выставок существует некая тема, каждый раз разная. Мы вывешиваем эту тему с фотографиями существующего пространства. В прошлый раз тема была: "Инструкция к применению" – о том, что художник создает собственную инструкцию прочтения мира. Сейчас тема – «Сложно о простом». Т.е. берутся такие базовые понятия как стена, стул, вход, выход и художнику предлагается дать на это свою трактовку. Из существующих присланных работ отбирается какое-то количество художников и делается однодневная выставка. В этот раз выставка пройдет 12 октября, будет участвовать Герман Виноградов со своей группой, ученики Лизы Морозовой. Мы стремимся к тому, чтобы это был маленький однодневный фестиваль, в котором представлены все виды искусства. 

Прием заявок на участие в выставке выходного дня "Сложно о простом"

По поводу отбора участников: может профессиональный куратор даст более точную формулировку, но когда я хожу на выставки, мне кажется, что большинство кураторов исходят из некоего своего личного вкуса и предпочтений тех или иных людей, с которыми они контактируют. Я исхожу из того же. И для меня лично, еще есть важный момент, в котором я не следую своим вкусам - мне хочется, чтобы эта площадка была зоной эксперимента, которую очень сложно получить на других площадках. Если я вижу работу, которая является экспериментальной, для меня это также основание ее взять. Мне кажется, что очень важно, чтобы в современном искусстве это осталось, эта проба, не чистый белый объект, не лаконичное видео, а что-то совсем новое. В таком случае, выставлю, потому что современное искусство - это и есть что-то новое, то, что не укладывается в какие-то рамки. В большинстве случаев, многие вещи, которые делали крупные художники, это были новые вещи, которые сразу не принимали. 

Как думаете, теоретически, можно было бы реализовать ваш проект, как региональный или нет? Разница между Москвой и регионами все-таки существенная, как бы изменился ваш проект в региональном масштабе?

И.Ш.: Судя по информации, которая проходит, то регионы иногда отдают более интересные, более свежие идеи. Я вынужден считать себя все же Московским художником, проекты наши реализовываются только в Москве, не в регионах. 

А если перенести ваш проект в регионы, он может быть там осуществлен?

Д.Ч.: Я думаю, да.

И.Ш.: Но так далеко мы его просто не увезем.

Д.Ч.: Да, мы можем еще здесь существовать в рамках какого-то пространства, как-нибудь профинансировать проект, поскольку мы сами финансируемся, но чтобы куда-то поехать, это было бы сложно. Если бы нас кто-нибудь позвал и как-то помог, мы бы с радостью (смеется). Мне было бы интересно, к примеру, ездить на "Арт-автобусе" и показывать документацию всего того, что делаем мы и другие художники.

Я думаю, что в регионах может быть более искренний интерес, лучший отклик, чем в Москве. Потому что в Москве всего много, а там все сложнее. Я знаю от многих художников, которые когда-то выезжали в регионы, что отклик и интерес больший, чем здесь. Для них это все более интересно, необычно.

То есть, не смотря на то, что у них практически не развиты институции, отклик лучше?

Д.Ч.: Это может быть какое-то более свежее восприятие. Так же я знаю, что многие художники не могут участвовать в Московских и Питерских выставках просто потому, что они не могут довести свои проекты. Они еще могут послать CD с видео, поэтому сейчас, мы, возможно увидим больше видео и медиа, но какую-нибудь скульптуру привести у них нет возможности.

Что же говорить о том, чтобы довести свои проекты до Европы.

Д.Ч.: Мы имели разные опыты зарубежных выставок, это очень приятно, но очень сложно финансово. 

И.Ш.: Слишком дорого за приятно.

Д.Ч.: Да. 

Что первостепенно быть куратором или художником, или одно с другим вообще не связано?

И.Ш.: В нашем небольшом сообществе все-таки Даша больше куратор и художник одновременно, а я остаюсь больше художником. 

Д.Ч.: Я бы сейчас это не разделяла, в данном случае у нас. Я вообще думаю, что время того кураторства, которое было раньше, себя изжило. В России, мне кажется, вообще возникла неправильная ситуация, куратор и институция занимают гораздо большее положение, чем занимает художник. Первично – галерея. В процессе учебы, приходили разные галеристы и говорили именно в такой форме, что мы должны молиться с утра до вечера, чтобы кто-то, из этих десяти влиятельных людей, обратил бы на тебя внимание, а если нет, то ты со своей серией стухнешь где-нибудь в мастерской (смеется). Выставки носят кураторское лицо, а художники являются неким материалом, из которого формируется та, или иная кураторская история. Мне, в целом, это не близко, я не считаю, что это правильно. Поскольку люди имеют тенденцию к тому, что все должно иметь название, я бы назвала это как-то по-другому, какое-то сообщество или содружество вместе решающие какие-то художественные задачи. А не некий куратор, который стоит на выставке первым номером. Мне это всегда было не понятно. Я считаю, что главный художник, а все остальные люди они находятся при художниках, а не наоборот, вот в России наоборот. У нас есть большой музей, большой куратор, критики, если они скажут, что твоя выставка прекрасна, или ты высказал некую инновационную форму, то все потом будут тебя приглашать, а если нет, то ты пропадешь. Здесь проблема в том, что у нас всего очень мало, мало художников, мало галерей, мало всех процессов. И на самом деле мы хотели создать личностное пространство для себя и для своего близкого окружения для того, чтобы иметь возможность реализовывать эту зону эксперимента, которой является современное искусство, и которая потерялась в последнее время, потому что современное искусство обрело очень жесткие формы. Институции, десяток людей диктуют то, каким должно быть современное искусство. Можно было бы даже создать выставку, – какая должна быть выставка современного искусства.  Когда ты ходишь много по выставкам, понимаешь, какими клише это делается. Искусство – это больше. Поэтому, на счет кураторства, я считаю, что должны образовываться новые формы, их можно назвать внеинституциональными или арт-сообществами, в которых художники сами, организовывают свои творческие процессы, находят, как это оценивать, делают это без того, как их кто-то куда-то позовет. Могут никогда не позвать, но это же не значит, что не надо делать. 

Получается, что проблема в художниках. Они замыкаются, не хотят что-то образовывать. 

Д.Ч.: Я думаю, что да. Как Иннокентий уже сказал, сложившаяся система не способствовала тому, чтобы образовывались формы по которым люди самоорганизовываются. Мне кажется, что в Европейских странах, существуют два движения достаточно яркой силы: форма, связанная с рынком, с галереями, с продажами и форма, в которой существуют собственные союзы художников, и они бывают очень обширные. Люди умеют решать финансовые вопросы. Это может быть большая группа людей, которая сбрасывается определенной суммой, нанимает себе бухгалтера и имеет собственную кассу, которая способствует тому, что они будут снимать хорошее помещение. Большое количество художников решают свои проблемы сами. Как рассказывал Стас Шурипа: "Продаваемых художников, всегда очень не много, не надо испытывать иллюзии". Нет такой потребности в искусстве, чтобы все художники, так или иначе, продавались. А то, что ты делаешь, ты должен делать профессионально. У нас отсутствует целый  сегмент в России, почти нет ни сквотов, ни сообществ. Сейчас, это только начало образовываться. Место, в котором люди собираются для того, чтобы профессионально решать свою творческую деятельность, в том числе привлекая других людей. Это не может быть единичный творческий междусобойчик. Это все равно должно иметь отбор, то, что мы пытаемся сделать. Чем больше будет людей, тем больше будет возможность того, что это будет профессионально. Какую это получит потом дальнейшую жизнь, я не знаю. 

Не обязательно ждать от государства какой-то поддержки, надо самим организовываться, да?

Д.Ч.: Мы не от кого ничего не ждем, мы просто работаем исходя из того, что сможем лично профинансировать. 

Есть еще что-то, о чем хотелось бы поговорить? Может быть самый банальный вопрос – творческие планы?

Д.Ч.: Нам хочется сделать арт-фестиваль, в котором будут представлены все виды искусства. Я понимаю, возможно, это звучит абсурдно, сделать это в рамах одно-двух дневной выставки. И конечно, есть свои личностные планы, связанные с работами. Очень важный момент, к вопросу, почему мы это стали делать. Назовем это "биологическим разнообразием", в какой-то степени современное искусство отвечает на то, как живет общество. Что касается российского – у нас все узко, тоталитарно, всего мало. Искусство должно быть разнообразно, у нас есть виды искусства, которые представлены любительскими вещами. То искусство, которое я видела на большом количестве европейских арт-фестивалей выражено очень разными формами. Все это, представлено разными кураторами, разными галереями и разными художниками. Мне очень хочется, чтобы все, что мы делаем, пополнило "биологическое разнообразие" этого узкого, "местечкового" существования, в котором 100 художников, 10 галерей, может даже и меньше. Две премии – одна из которых, крупная Госпремия, на которую, не все могут подать заявку. Если на "Кандинского" можно подать свои работы, то на "Инновацию", могут подать те, кто имеет отношение к ее организации. Я этого не понимаю. А это должно быть большое, экспериментальное пространство, в котором помимо верхнего эшелона, представленного на "Венецианском биеннале", будет и много другого. Тогда, все вместе, это породит крупные вершины. Должна быть свобода, а не только ожидание, что тебя куда-то позовут, оценят. Естественно, когда человек формулирует свою деятельность, должен иметь внутреннее ощущение, что то, что он делает – это важно. Я и сама так считаю. Не нужно думать, что только институция должна выращивать художника. Они очень важны и нужны, но должна быть и своя, личностная жизнь художника, не связанная с институциями, которые унифицируют творческий продукт. Художник не должен унифицироваться, он должен сам произрастать как-то "снизу". Вот этот "низ", мы и представляем (смеется).

Иннокентий, вам есть что добавить?

И.Ш.: Творческие планы – это такой вопрос, на который не возможно, посмотреть глубже, чем на несколько месяцев вперед. Творчество нельзя запланировать. Сейчас есть планы, сделать хороший биеннальный проект, даже если все продумано, все равно предвкушаешь, некий конечный результат. Дальнейшие планы – это сделать хороший «квартирник » в октябре. А на будущее, самое основное – не впасть в рутину, в повторения, чтобы всегда рождалось нечто новое. Для меня, самое ужасное – это когда на протяжении долгого времени, не можешь что-то сгенерировать. 

Интервью подготовили: Наталья Александер и Ольга Бутеноп

Фотографии предоставлены: Иннокентием Шарковым и Дарьей Чапковской