Встреча – счастливое обретение собеседника

Выставка куратора Алексея Масляева «Я всегда знал, что мы встретимся» в культурном пространстве «Третье место» выстраивает рассказ о природе современного искусства и создает условия для встречи с ним, но, чтобы встреча точно произошла нужен другой. Собеседник. Медиатор.

Текст и фото: Ирина Дементьева 

О гаранте встречи:

С первых ступенек особняка нас не встречает кураторский текст, мы не наблюдаем партнёрские логотипы. Скромно рядом с кассой располагаются небольшие баночки, внутри – прозрачная жидкость, снаружи – название – «аура плацебо», рядом – поясняющий текст автора – Алексея Корси. Первая встреча – и сразу с искусством, со сложным искусством, с концептуальным искусством – искусством, в котором идея превалирует над формой. В тексте рассказывается об эксперименте, в котором воздействие плацебо на людей было положительным, даже если они знали, что принимают плацебо. В результате проецирования этого эксперимента на искусство оказывается, что само качество произведения для эстетического переживания не нужно, важно лишь представить желаемый эффект. Работа по получению эстетического опыта происходит в сознании зрителя.

Первая встреча с современным искусством как правило травмирующая, эмоциональная. Сразу ее ценность понять сложно. Особенно если эта встреча осуществлялась без посредника (будь это человек или текст) – напрямую с произведениями. Именно эти посредники, которые обеспечивают деликатность и безопасность встречи, формируют располагающее отношение к искусству, делая его доступным, понятным и безопасным. Если раньше таким проводником мог быть арт-критик, теперь эта роль передана куратору, человеку, который создает «условия встречи», а уже медиатор становится непременным условием ее возникновения.

Медиатор (с лат. посредник) – проводник, который выстраивает связь между произведением и зрителем: эмоционально и интеллектуально. Такая профессия появилась, когда порог вхождения в современное искусство возрос: искусство стало размышлять не о вопросах эстетики, а о вопросах познания.  Миссию за понимания сути искусства взяли на себя медиаторы. Вовлекая личный опыт, они выстраивают диалог со зрителем, становятся собеседниками для него, практически личными психологами.

В Петербурге сложилась своя школа медиаторов, которая вылилась за пределы институции. Создавалась она на базе «Манежа», и выпустила лишь три набора студентов. Зато этих немногочисленных медиаторов знает весь Петербург. «Третье место» давно и активно сотрудничает с медиаторами. Среди них: Анна Абрамова, Надежда Ковалева, Екатерина Беспалова (закончили школу медиаторов «Манежа»), Алена Агеева, Людмила Каштанова, но получить заветный статус можно не только с искусствоведческим бэкграундом. Татьяна Барняк и Валентина Бриг, например, пришли из театральной среды. 

И вот взгляд самих медиаторов на профессию. Надежда Ковалёва, искусствовед, арт-медиатор, куратор, отвечая на вопрос: «Что такое медиация, кто такой медиатор и какова его роль на выставке?», говорит: «Именно с этого вопроса начинаю почти каждую свою медиацию! Часто люди проводят параллели с профессией в юридической сфере или даже с приспособлением для игры на гитаре. И это очень точные аналогии. В любом случае, медиатор — посредник. Арт-медиатор — проводник между искусством в выставочном пространстве и зрителем. Это посредничество может происходить в разных формах: как вербальных (то есть через беседу — групповое обсуждение выставки, где задача медиатора - верно выстроить драматургию вопросов), так и невербальных (пластические медиации, фокусирующиеся вокруг восприятия пространства через телесные практики; творческие медиации, где встреча с искусством происходит через акт творения собственного; перформативные медиации, которые выстроены вокруг восприятия искусства через игру). Про роль медиатора на выставке мне кажется лучше всего говорят отзывы посетителей от улыбок до «спасибо, с вами все стало понятнее» или «вы перевернули моё отношение к современному искусству».

Екатерина Беспалова, арт-медиатор ЦВЗ «Манеж», видит суть медиации в партиципаторных и психотерапевтических практиках: «Арт-медиация — это процесс вовлечения посетителей выставки в активное взаимодействие с произведениями искусства с помощью различных творческих методов. Арт-медиатор помогает посетителям развивать свои навыки наблюдения, критического мышления и творчества, а также помогают снять внутренние барьеры и создать открытую и привлекательную атмосферу для всех посетителей».

По одной версии встреча («среча») – это счастье, по другой – обретение, по третьей – твоя и моя речь. Можно предположить, что встреча – это счастливое обретение собеседника, которым и является медиатор на выставке о границах современного искусства.

Эта выставка не о встрече:

Передвигаясь от тиражной работы Корси, напоминающей «Воздух Парижа» Дюшана, к парадной лестнице, мы знакомимся с медиа-артом, где задается вопрос, «а какое оно современное искусство: легкое как у Алины Кугуш в проекте «go to the fifth bend» или тяжелое как у Виктора Алимпиева в работе «Пьяцца»?». В сопровождении моли (альтер эго Алины), которая в итоге остается в заточении у цифрового мира, мы поднимаемся по лестнице и отправляемся дальше по выставке.

В скромном проходе видим скромный кураторский текст, тематизирующий встречу. Понимание ее разворачивается в социальном, психологическом и мифологическом ключе. Во-первых, встреча подразумевает отношения, во-вторых, отношения могут иметь различные характер и состояния, в-третьих, отношения закрепляются в повседневных ритуалах. Так говорит куратор.

В реальности вопросы, которые обозначаются куратором меркнут на фоне одного: что такое искусство? Из первого же произведения видны две основные линии выставки: одна – искусствоведческая, заставляющая задуматься о проблемах искусства и его границах, другая – терапевтическая, предполагающая психологический взгляд зрителя на самого себя, переживание своего социального и эмоционального опыта и знакомство с чужим. Эти две линии воплощаются в методах медиаторов.

Так, отвечая на вопрос об особенностях авторской медиации, Екатерина Беспалова упоминает и чувственную сторону, и интеллектуальную: «Выставка в Третьем месте «Я всегда знал, что мы встретимся» очень медитативная. Мои арт-медиации ориентированы на поиск решений и развитие креативности. На своих арт–медиациях я предоставляю участникам пространство для исследования собственных чувств и мыслей через призму современного искусства, что помогает им лучше понять не только себя, но и саму выставку».

Надежда Ковалева делится своим подходом к медиации: он четко разделяется на искусствоведческий, рациональный (философский) и эмоциональный (линия встреч и расставаний): «Во-первых, попав на выставку я сразу поняла, что каждый зал затрагивает отдельный аспект феномена «встречи». Поэтому в одну медиацию впихнуть всё — почти нереально. Точнее так, реально, но проводить на выставке мы будем часа три минимум. Поэтому, посмотрев видео-арт Виктора Алимпиева «Пьяцца» и пронырнув сквозь все готические арки и зазеркалье от Алины Кугуш, мы оказывались на развилке, как раз в зале с афишей проекта. Методом полной случайности, сами посетители выбирали в какую сторону мы пойдём. Да и для самой себя я чётко делю выставку на более человеческую, рефлексирующую часть вокруг феномена встреч и расставаний (Антон Бунденко, Институт Овладения Временем, Алексей Корси, Олег Баранов, Евгений Гранильщиков) и больше заигрывающую с философско-эстетическим рассуждением о формах искусства (Дмитрий Курляндский, ВАСЯБЕГИ, NONSNS, Антон Мороков, Екатерина Рубцова)».

Получается это не выставка о встрече, эта выставка – встреча, встреча с современным искусством. Событие, которое становится (со)бытием, благодаря медиаторам. Их голоса становятся гарантом успешной встречи.

Две линии:

От искусствоведческих работ: «Бегство» Евгения Гранильщикова и два произведения Алексея Корси: скульптура «Хороший мальчик» и инсталляция «Любовные письма»; задевающих не столько чувственное, сколько мысленное, к работам, глубоко психологическим и даже травмирующим «romeo, uniform» Олега Баранова и инсталляции арт-группы «Невидимые брань и любовь» Института овладения временем.

«Бегство» воссоздает кинотеатр, где нет самого главного – экрана. Садишься, из колонок звучит голос, а изображение невольно появляется в голове. «Бегство» по легенде воспроизводит несуществующий послевоенный фильм 1946 года. Такие работы вновь обращаются к идее сознания, только в результате работы которого рождается произведение искусства.

«Хороший мальчик» выглядит как заправленная кровать с выпирающим фаллическим символом. Художник подчеркивает в работе ее рукотворность и материальность. Это полностью ручной труд: «вещи из этой скульптуры не купишь в магазине». Отличает от реди-мейда размер кровати. Кровать, выполненная художником, меньше стандартных размеров, что точнее отражает подростковый возраст и проблемы взросления. Алексей Корси говорит: «Современное искусство — это не изобретательная вещь. Это вещь в себе. Важно смотреть, как произведение сделано, какого оно цвета, текстуры, как оно организовано…». Художник больше концентрируется не на проблемах, которые поднимает искусство, а на вопросах его природы.

Во второй работе Корси заказывает любовные письма у копирайтеров себе же от лица влюбленной в него женщины. Игра с языком и авторством опять нас отсылает к главному вопросу выставки. Один зритель вопрошает: «неужели и это тоже искусство», а другой - «да сколько можно уже работать с затасканными приемами авторства и работы с текстом». Так, например, Энди Уорхол скопировал оформление «коробок Brillo» у известного коммерческого дизайнера Джеймса Харви, авторство же произведения осталось за самим Уорхолом.

В терапевтические излияниях Олега Баранова лирический герой фильма находит смысл своей жизни в следовании идеалу, которым является его бывшая жена. Решение жены о разрыве также не подвергается сомнению, поэтому герой задумывается и о разрыве с самим собой.

Суть инсталляции Института овладения временем (своим названием организация обязана советскому космисту Валериану Муравьёву, который изложил идею научного «овладения временем» в одноименном трактате, выпущенном в 1924 году. Речь об организации, которая занимается «оптимизацией исторического континуума» ради приближения к вечной жизни) заключается в наблюдении за возникновением «брани» или же «любви». Место и время, их появления фиксируется. Практика завершается после двух дней отсутствия «брани» и «любви». Даже в рамках одной работы маятник качается в сторону вопроса о природе искусства. Посетителям предлагается поучаствовать и лично зафиксировать состояния брани и любви, для этого на полу лежат листы, которые можно взять с собой, а результаты отправить в ИОВ.

Центром выставки и главным размышлением становятся две работы крайне противоположные по их воплощению: работа Дмитрия Курляндского «commedia delle arti» и произведение «Живопись без границ» арт-группы Nonsns.

Курляндский вовлекает зрителя в процесс создания произведения искусства. В перформансе происходит переработка повседневной реальности в художественную посредством понимания восприятия как активной творческой деятельности через ряд актов. Работа была представлена на 57-й Венецианской биеннале.

В «Живописи без границ» художники пытаются донести идею, что искусством может быть все, что угодно, существует лишь медиальные ограничения, формат картины, например. Зеленый хромокей, из которого и состоит картина, включает в себя всю историю искусства. Зрителю не понятно, что ему делать в эпоху переизбытка, в эпоху, когда искусством стало все. И вновь художники продают лишь идею искусства, причем достаточно скучную и банальную. В очередной раз кидая агитационные фразы, создается непонимание или это критика рынка, или уверенный тандем с ним. Сертификат подлинности, который делает сувенир произведением искусства отсылает к идеи критериев искусства – институциональной основы, основы куратора и самого художника: делаем из пустышки произведение.

От вопроса границ искусства нас бросает в переживание чужих границ. Встреча, которая не состоялась, воссоздана в одной из сильных работ выставки «Праздник на одного» Антона Морокова. Новогодний праздник и тотальное одиночество обычно не союзничают, но автору прекрасно удается передать ощущение безысходности.

И последним эмоционально сильным оказывается перформанс «Выпускной. 2023» Екатерины Рябцовой. Последний в экспозиции и первый в рассказе владелицы Третьего места – Ольги Гачко. Именно с рассказа о собственном переживании «Выпускного 2023» она и начала знакомство с выставкой.

«Когда готовилась к выступлению, я думала, как буду рассказывать о концепции выставки и о том, как она помогает в отпускании боли и прошлого, но вместо этого расскажу личный опыт взаимодействия с ней через один перформанс. Участники должны подняться на сцену и прожить свой выпускной еще раз: шары, цветные ленты, танцы под русскую попсу. В день открытия я была наблюдателем, не принимала участие, перформанс казался постановочным, и я не понимала, как в это можно поверить, до тех пор, пока сама не стала участником.

Ночью мы с друзьями решили подняться на крышу особняка, последний зал был не выключен, сцену, где проходил перформанс, освещали прожекторы, по бокам те же шарики. Друзья спросили Оля – что это? Инсталляция: нужно подняться на сцену и прожить выпускной еще раз. И тут мой муж берет за руку, приглашает на сцену и начинает задавать ряд вопросов: «Какой будет ваша жизнь после выпускного?», «Какой школьный случай заставит по-новому взглянуть на привычные вещи?», «С кем бы вы пошли в разведку?». И тут я поднялась на сцену и начала вспоминать свою школьную жизнь: вспомнила учительницу русского языка Юлию Эдуардовну и одноклассника Егора Петрова, которого она выгнала из класса, а он, открыв дверь, прокричал, что ей не идет желтая юбка, потому что в ней она злая. Сейчас – Егор стал уважаемым человеком – хирургом первого меда. Все спустились со сцены, и всё же поднялись на крышу. И тогда я подумала: встречаю рассветы как настоящая выпускница. Моя встреча состоялась. И всё же этот Масляев – гений».

Искусство об искусстве:

Для Екатерины Беспаловой встреча – «это в первую очередь, встреча с современным искусством в пространстве особняка XIX века». Для Надежды Ковалевой встреча шире: «Для меня встреча вообще не про «я всегда знал», а про полную случайность, которая может быть запрограммирована судьбой, но уж точно не человеком. Помню, как недавно завершила отношения фразой «если нам суждено, мы ещё встретимся». И встреча как раз про это — про отсутствие плана и неожиданное «привет!» на улице», но и про искусство тоже: «И ровно также встречи происходят с искусством. Идёшь по улице, а тут во дворе стрит-арт - тоже встреча. Весьма неожиданная, в пространстве повседневности, но выросшая за последнюю ночь. И возможно уже завтра не случившаяся бы из-за оперативного закрашивания».

Тематизация встречи, заявленная куратором, обернулась формулированием проблемы современного искусства. К сожалению, оно превратилось в объект выставки, а не стало средством, обеспечивающим социальные аспекты встречи. Когда искусство не может говорить о реальности, оно начинает говорить о себе. Те вопросы, которые обещали нам поставить искусством мутнели на фоне самого феномена искусства. Социальная призма рассмотрения понятия встречи обернулась созданием этой встречи – (со)бытием. Фигура медиатора становится олицетворением этой выставки.

В этой выставке также не стоит отбрасывать те психологические моменты, на которые изредка прерывался искусствоведческий нарратив. Они были теми точками, которые обеспечивали встречу с самим собой. Медиатор – как организатор встречи наиболее удачно соединяет линию современного искусства с линией психотерапевтической.