Внеинституциональный проект: "Фортошная выставка"

Art Узел продолжает публикацию цикла интервью, посвященного кураторам в галереях и за их пределами.

Проект "Фортошная выставка" можно охарактеризовать как внедрение искусства в уличное пространство. Художники выставляют работы в окнах мастерской, которые выходят на Милютинский переулок. Они из пространства своей мастерской, обращаются к прохожим - потенциальным зрителям, через нейтральную зону окна, где размещены их работы.

Леха Гарикович. Родился в 1980 г. в Москве. В 2007 г. стал победителем Международного конкурса «ЭЙДОС 06/07», финалистом «Премии Кандинского» в номинации «Молодой художник года», номинирован на «IV Всеросийском конкурсе молодых художников имени П.М.Третьякова». Работает с живописью, графикой, скульптурой, инсталляцией, фоторгафией, видеоартом, перформансом.

Андрей Митенев. Родился в 1974 г. в Москве. Закончил Российскую Академию Живописи, Ваяния и Зодчества. Член Московского Союза Художников с 2005 г. Участник выставок, лауреат конкурсов. Работает с графикой, скульптурой, инсталляцией.

Сергей Прокофьев. Родился в 1983 г. в Москве. В 2010-2011г посещал школу современного искусства «Свободные мастерские» при ММСИ. Студент Института Проблем Современного Искусства. Участник групповых выставок в России и Италии. Работает с инсталляцией и объектами.

Почему вне институций?

- Получилось все естественным образом. Много времени, мы проводим на кухне в мастерской. Большое окно, которое там расположено, если оно не зашторено - работает, как телевизор, т.е. днем оно работает, как телевизор, в котором показывают улицу и нас не видно, а вечером, когда включается свет, оно начинает работать в обратную сторону и видно все, что происходит на кухне. Было много интересных ситуаций и, в конце концов, вызрела идея обратиться к прохожим через пограничное, нейтральное пространство окна. У этого есть очень буквальная история: есть мир художника – пространство мастерской, есть мир потенциального зрителя и нейтральная полоса, содержащая произведение искусства, через которое идет взаимодействие. Мы решили работать ситуацию, когда человек сталкивается с искусством случайно, без предварительной подготовки. Часто бывает, что зритель приходит на выставку, посмотреть, что же сделал там художник – ну, это живопись, это объекты, это видео – особенность работы мозга, сопоставляющего новые данные с имеющейся у него классификацией, навешивание ярлыков. Здесь же, человека идущего по улице можно зацепить. Так как он не отгорожен барьером иронии, реакция возникает более естественная, целый диапазон реакций, т.е. начиная от неприятия (что это за безобразие) и заканчивая оживленными возгласами радости. Здесь нет какого-то сознательного противопоставления себя институциям, просто есть условия, есть желание, есть идея, и мы со всем этим работаем. Не дожидаясь бюджета, помощи извне, мы используем все, что у нас есть под руками и все чем мы обладаем. Часто возникает вопрос, вы делаете все самостоятельно, значит выступаете против чего-то. Нас пытались записать в художников протеста, пытались записать в андерграундных художников. И это очень интересно, это то же самое навешивание ярлыков. Художник работает, он делает искусство, его что-то интересует, какой-то круг вопросов и это живой процесс, который сложно поддается именованию потому, что он все время меняется. Поверхностно этот процесс воспринимается через акт именования. Мы как раз над этим именованием шутим в названии «Фортошная выставка».

Вести самостоятельный проект требует вложения времени, сил и денег – откуда все это берете?

- Любая деятельность требует каких-то материалов, времени и т.д. Все случается само собой, главное понять, что хочется сделать и просто начать это делать. И все силы, время, все вокруг идеи начинает собираться. И здесь конечно, в первую очередь вопрос приоритетности, главное для нас – это искусство. Мы им живем. Да, конечно много бытовых ситуаций, но это проходит каким-то фоном.

Несмотря на то, что в искусстве «все уже было», все мы надеемся, что некоммерческие проекты, вроде вашего, могут оказаться этаким «передовым подпольем» и открыть что-то новое. Что думаете об этом?

- Есть некая ситуация, когда классические институции, будь то музеи или галереи, художникам что-то диктуют, каждый исходя из своей области интересов и обязательств. Очень много разных обстоятельств у разных людей, в том числе и у людей искусства. Когда все делаешь сам, есть полная свобода, никто не ограничивает – с одной стороны, а с другой стороны - если возвратится к предыдущему вопросу, то все вырастает из того, что есть под руками, а это достаточно пограничная история. Передовое подполье – это интересно. Это такое словосочетание, которое связано с «бородатыми партизанами». Что то такое. Сложно об этом говорить в условиях, которые есть здесь у нас. Сложно именовать эту историю, насколько это подполье вообще подполье и насколько оно передовое. Культурное пространство в России, культурный ландшафт, всегда задавался властью, всегда задавался государством. Если взять в пример два последних российских авангарда – первый тот, который был после революции, то там был запрос новой власти на новое искусство. В начале, это сильно поддерживали, но позже все сильнее и сильнее притушивая фитилек, притушили до «соц-реализма», над которым, когда его привозили на Веницианское биеннале, весь цивилизованный мир откровенно смеялся. Второй авангард – после распада СССР. И опять запрос на новое искусство, опять искали художников – экспериментаторов. Дали им зеленый свет. Сейчас все удивляются – они там такое творили, и ничего им за это не было. После Ельцинской эпохи – опять стали этот фитиль притушивать. Сейчас мы это наблюдаем в полной красе. Любое течение может оформиться, как сильная история только в свободной атмосфере. Художнику необходима свобода эксперимента, ему очень важно понимать, что то, что он делает нужно. Кто-бы что не говорил, это самое важно (обратная связь). Если атмосфера свободная, если дают воздуха и есть ощущение, что это кому-то нужно, то здесь действительно может случиться какой то новый авангард. Пока такой истории не сложилось, я не думаю, что это возможно.

Российский зритель недружелюбно относится к современному искусству. Своими проектами вы как-то пытаетесь повлиять на отношения искусства и общества? Если да, то, каким именно образом?

- В основу худ проектов не стоит вкладывать требования по изменению быта искусства и общества, это может быть красиво звучит, что мол ещё один арт объект повлиял на ситуацию в стране, но на поверхности это накладная бровь. Так вот если вернутся к Российскому зрителю…

Российский зритель, не понимает современное искусство, откровенно его не любит и считает, что это страшное «говно». Есть ли у Вас дидактическая функция, Вы пытаетесь его как-то научить? Повлиять?

- Ни для кого не секрет, что российский зритель и контемпериарт тайно венчаны на заседании пленума верховного жреца в Марьиной роще в 1935 году, на котором в знак своей неудержимой радости, молодой художник Илья Кабаков набил на локте поговорку бразильских гуцулов: «Бьёт значит любит!» С другой стороны, у нас чисто исторически, нет культуры потребления современного искусства.

Это не культура потребления, это наличие вообще культурного бэкграунда (background) у зрителя, которое дает ему возможность смотреть и понимать современное искусство в той или иной форме.

- Согласны. Считаем, что все меняется к лучшему, и достаточно быстрыми темпами. Не можем это ни чем доказать и привести аргументов, просто есть такое ощущение. Мы отвечаем за свои работы перед зрителем и относимся к нему уважительно.

Давай так, скажем откровенно – зритель не очень понимает современное искусство, тяжело понять отсутствие фигуратива, зрителю тяжело с этим работать.

- У нас такой период, когда мы к именованию относимся очень осторожно. Вообще это интересная ситуация, вот мы сейчас сидим и говорим об искусстве, и пытаемся друг другу донести аспекты, которые не проговариваемы, т.е., хотим сказать о том, что в этой области, слова и язык какой-то повседневный, пусть достаточно умный – он очень слаб. В нашей области все идет через образы, через передачу какого то опыта. Если вернуться к вопросу, о том, что мы в рамках этого проекта хотим донести, то существуют две жизненных позиции, два стекла разных цветов, через которые человек смотрит на мир. Думаем что, в рамках этого проекта, мы случайным людям показываем то, что быть - это важнее, чем иметь.

Насколько мы понимаем, вас можно назвать кураторами внеинституциональных проектов. Как кураторы, по какому принципу вы отбираете участников, или есть какая-то команда, с которой вы работаете постоянно?

- Каждый раз это происходит каким-то естественным образом, то есть, начиная с самых первых шагов, мы никогда не сидели и не договаривались подолгу о чем-то. Это всегда была живая история, в которую каждый вносил свои штрихи, и все делалось ради нее, а не ради нас троих, и уж тем более не ради какой-то там художественной карьеры каждого в отдельности. Здесь, в рамках нашей совместной работы, еще очень важно, что проект на определенной стадии становится живым существом. Он начинает диктовать какую-то свою волю, и проговорить, обсудить это невозможно. То есть каждому становится понятно, что должно быть именно так. Это получается интуитивная история. Мы сознательно очень сильно пропалываем поле словесности. У нас в голове очень простая схема. Есть некая живая, сильная история, которая показывает себя, что-то двигает, меняет, а есть мертвечина. Мы стараемся делать живые вещи, не прописывая, не проговаривая, не связывая эти проекты, работы, просто мысли и идеи с существующей терминологией, весь процесс сдвигается в некую поэтическую сторону.

То есть вы избегаете словесного типизирования?

- Можно сказать и так. Потому что все это очень мешает. Сейчас такая стадия в обществе, что текста стало настолько много и он постоянно лезет со всех сторон, что как таковой он потерял свою силу, он уже не работает.

Как думаете, теоретически, можно было бы реализовать ваш проект, как региональный или нет? Разница между Москвой и регионами все-таки существенная, как бы изменился ваш проект в региональном масштабе?

- Когда мы были в Нижнем Новгороде, насколько понимаем и в других провинциальных городах есть такая вещь, мы заметили, что когда окна у людей выходят на улицу на первом этаже, очень у многих висят автомобильные зеркала, чтобы видеть, кто идет по улице. На самом деле, это прекрасно. Из этого уже понятно, что наш проект можно сделать региональным как теоретически, так и практически.

На сколько, вообще, сейчас возможно современное искусство в регионах?

- Современное искусство в регионах возможно настолько, насколько там хватает людей, готовых им заниматься.

Что первостепенно быть куратором или художником, или одно с другим вообще не связано?

- Вроде бы связано. Мы не возьмемся конкретно ответить на этот вопрос. У нас все нормально.

Первостепенно, что интереснее, делать проект, а «Фортошная выставка» все же проект, или просто делать работы?

- Проект интереснее. Нам интереснее работать вместе, когда происходит какая-то четвертая история. Всегда то, что получается, оно за гранью каких-то объектов, инсталляций, комбинаций из продуктов художественных практик.

Почему ваш проект вне институций – это личные амбиции или не берут?

- Потому, что мы сразу делаем проект, не теряя времени.

То есть этот проект мог бы существовать в институции?

- Да. Все эти движения, которые происходят в нашем пространстве, имеют под собой некое биение жизни. Вместо того, чтобы сидеть на кухне и говорить о том, что вот, никто нас не зовет, не дает нам бюджет, мы просто берем и делаем. Считаем этот подход очень важным, потому что есть же у некоторых людей больная мозолька, когда они говорят, что галерея диктует, куратор диктует, музеи диктуют, все время художника чморят, не дают высказаться. Просто все это зависит от того, какой художник. Вот у нас такого нет. К нам люди, которые что-то диктуют, они просто не липнут. Видно, что мы реализуем проекты, что мы можем, у нас получается и нам дают площадку, говорят, делайте. Это очень просто. Вообще в любом деле все очень просто, надо только брать и делать.

А не возникает идея о том, что, если бы дали бюджет и галерею, то можно было бы развернуться?

- Мы к этому относимся спокойно. Это совершенно нормальная, естественная история. Годар снимал первый фильм на те средства, которые были. У них не было специальных рельс, по которым нужно было возить камеру. Они эту камеру прикрутили каким-то скотчем к креслу на колесиках и возили на нем. Если есть что сказать, если есть идеи, люди просто это делают, и если оно хорошо, если оно получается, то потом уже идут ступеньки, когда появляется пространство, потом дают немного денег на какой-то проект, потом на другой получается больше денег. Тут дело не в институции, а в качестве искусства.

Есть еще что-то, о чем хотелось бы поговорить? Может быть самый банальный вопрос – творческие планы?

- Сейчас как раз проекту «Фортошные выставки» год, и еще зимой мы подготовили этот проект для экспонирования в галерейном пространстве. На тот момент он состоял только из четырех частей. Думаем, что мы скоро сделаем в нашем пространстве юбилейную выставку. Она подведет некий итог данного проекта. Но это будет не финальная черта, а именно промежуточный итог, который нужен для того, чтобы понять, куда этому проекту двигаться дальше.

Интервью подготовили: Наталья Александер и Ольга Бутеноп

Фотографии предоставлены: Проектом "Фортошная выставка"