Игорь Смекалов: «Наша выставка – доказательство красоты рассуждений художника-авангардиста об искусстве»

До 22 августа в Новой Третьяковке на Крымском валу проходит выставка «Иван Кудряшов. К 125-летию со дня рождения». Наш корреспондент побеседовал с Игорем Смекаловым, старшим научным сотрудником отдела графики ХХ века Третьяковской галереи, сокуратором выставки Ивана Кудряшова.

Текст: Сергей Чебатков

К сожалению, Иван Кудряшов, в отличие от своего учителя Казимира Малевича, не так известен отечественной публике. Как начиналась его творческая карьера?

С шестнадцатилетнего возраста Иван Кудряшов учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Он посещал мастерскую реалиста Николая Касаткина - получал классическое художественное образование. Однако, в 1918 году сделался ближайшим и доверенным учеником Малевича во Вторых государственных свободных художественных мастерских. В определенном смысле, ему пришлось переучиваться, но его открытость идеям нового учителя оказалась феноменальной. Он не только воспринял новаторское искусство, но и начал активно его развивать. Сегодня мы можем утверждать, что Иван Кудряшов - один из самых значительных и последовательных представителей русского пост-революционного художественного авангарда. 

«Свечение» / «Люминесценция»/. 1926. Холст, масло. 106х71, ГМСИ (Салоники)

Сколько лет было Кудряшову, когда он познакомился с Малевичем?

Ему было 22 года. Ученики Малевича были очень молоды. На выставке мы показываем уникальный документ – рукописный журнал подмастерьев Малевича. Этот, едва ли не первый в истории, журнал, посвященный проблемам супрематизма был выпущен в единственном экземпляре. Нам очень повезло: в феврале 2017 года его случайно обнаружил в парижском центре Жоржа Помпиду наш знаменитый исследователь Андрей Дмитриевич Сарабьянов. Когда листаешь этот журнал, то поражаешься его идейной плотности: все страницы заполнены теоретическими формулами и рисунками. Его авторы были уверены, что изменяют мир своим искусством, что призваны его изменить, а новое государство им обязано помогать. Обратите внимание –  их учреждение называлось «Государственные свободные художественные мастерские». Они были уверены, что новое государство должно обеспечить свободу искусства. Для них это была данность. 

Насколько я понимаю, после того, как Кудряшов прошел первоначальное обучение у Малевича, их пути разошлись: Малевич уехал в Витебск.

Наоборот, связи сохранились и укрепились. Правда, после того, как Малевич покинул Москву, Кудряшов некоторое время работал с Нотаном Певзнером – еще одним крупнейшим представителем русского авангарда. Однако, вскоре он, по примеру Малевича, тоже уехал в провинцию. Авангардисты называли это «работать на фронте провинции». Их задача – организовывать новые мастерские и заниматься новаторской живописью, развивать принципы нового искусства. Кудряшов попадает в Оренбург, на границу с Туркестаном. И туда к нему вскоре из далекого Витебска приезжают лидеры супрематизма Малевич и Лисицкий. Они провозглашают Оренбургский филиал группы УНОВИС (Утвердители нового искусства). Так Оренбург становится на некоторое время одним из реально действовавших центров русского супрематизма, наряду с Москвой, Смоленском и, конечно, Витебском. 

Самое интересное, что несмотря на все трудности, с которыми художникам нового искусства приходилось сталкиваться в провинции, они умели прекрасно самоорганизоваться. Они считались представителями центральной власти и местным властям не подчинялись. Это им давало возможность свободы действий.

В 1920 году Кудряшов создал свой главный супрематический шедевр - проект росписи Оренбургского городского театра. Ее реконструкцию вы сможете увидеть на выставке. 

Это самая значительная супрематическая разработка, предназначенная для реальной архитектуры, Пространство театра преображается в  супрематический храм, выражающий идею космической бесконечности. О космосе, кстати, много рассуждал и сам Малевич. Когда Кудряшов понял, что расписать театр ему не позволят, то возникла еще одна комбинация. Идея проекта была реализована в станковой картине – художник создал потрясающую живописную композицию под названием «Общая схема росписи Оренбургского театра». Своеобразный живописный чертеж пространства зрительного зала, совмещал мотивы росписи плафона, трех ярусов и занавеса. 

Общая схема росписи зрительного зала 1-го Советского театра в Оренбурге. 1920. Холст, смешанная техника. 101,5х88. Дар в 1977 Г.Д. Костаки, Москва ГТГ 

Тема космоса в творчестве Ивана Кудряшова занимает отдельное место на выставке. Почему его так интересовала космическая проблематика?

В 1960-е Кудряшов увидел первых энтузиастов изучения авангарда, они все к нему пришли – и коллекционеры, и искусствоведы. Художник рассказывал им, что был знаком с Циолковским еще в двадцатые годы, что его отец помогал Циолковскому делать деревянные модели космических аппаратов. Пока мы не нашли подтверждений этой информации, но это вовсе не значит, что Кудряшов обманывал! Идея абстрактной живописи для него неразрывно связывалась с идеей космической бесконечности. И то, что  он делал в супрематизме, и потом, выходя из супрематизма – это была логика его, если угодно, космического эксперимента. Космическое пространство соотносилось с идеей пространственности в живописи. И, заметьте, он был одним из самых упертых живописцев—беспредметников, в отличие от многих авангардистов, которые ушли в смежные виды искусства. Во многом, вынужденно ушли… в архитектуру, в дизайн, в прикладное искусство. 

Свои рассуждения о кризисе супрематизма и возможностях выхода из кризиса он объединил в замечательных космистских композициях 1920-х годов, и показал их на выставках ОСТ (Общества станковистов), рядом с фигуративными картинами других художников. Он утверждал: «Мы перестаем жить на Земле. Мы стали жить в космосе. И теперь точка входа должна быть там». 

Его критиковали больше всех, но он развивал свою живописную концепцию. На выставке вы сможете увидеть логику ее развития. 

Конструкция прямолинейного движения. 1925. Холст, наклеенный на картон, масло. 91х76,5. Дар в 1977 Г.Д. Костаки, Москва ГТГ 

В 1938 году Кудряшова исключают из Союза художников за неизжитую беспредметность, что, естественно, означало для любого тогдашнего профессионала полный крах и невозможность вообще иметь отношение к миру художественных выставок. Удар был силен, В годы войны художник заболевает тяжелой формой туберкулеза, и, фактически, его искусство останавливается. 

В 1957 году, когда в СССР был осуществлен первый полет космического спутника Земли, Иван Кудряшов убедился, что его жизненная правота подтвердилась. Он снова начинает активно рисовать, и впервые не умозрительно соотносит свои абстрактные конструкции с идеей космоса, а изображает реальные события. В его акварелях появляются первый спутник, собачка Лайка, первая космическая станция, которая облетает Луну и, наконец, космонавт. Правда, фигура космонавта у него немедленно преображается в абстракцию-коллаж. 

Кудряшов пытается снова вступить в Союз художников. Он пишет в разные инстанции, что вот, мол, вы меня исключили за формализм, а теперь ведь понятно, что я всегда был космическим реалистом. Причем, свои абстракции он пытается подтвердить цитатами из Ленина, который рассуждал в своих философских конспектах об абстрагировании, как принципе мышления.  Это было, конечно, наивно потому, что никто никого не собирался возвращать в МОСХ. 

Но вот, что меня удивляет. В 20-е годы Кудряшов прекрасно знал искусство Европы, его задача была только понять, где он находится относительно этого искусства. Он считал, что советские авангардисты на тот момент обогнали европейское искусство. Но вот каким образом после тридцати  лет полной изоляции он по-прежнему остался в эпицентре художественной жизни Запада, и его вещи легко можно соотнести с абстрактным экспрессионизмом, для меня большая загадка. Очевидно, художественная программа всей его жизни была верна. И если вы придете на нашу выставку, то убедитесь, что искусство Ивана Кудряшова - логичное, стройное, красивое, я бы даже сказал, прекрасное, рассуждение художника о великом пространственном искусстве, развивающемся во времени. 

На обложке: Траектория полёта Земли вокруг Солнца. 1926. Холст, масло. 68,5х75,5. Дар в 1973 Н.К. Тимофеевой, вдовы художника, Москва ГТГ