Искусство кино, кино искусства
Ван Гог, Ай Вэвэй и арт-цензоры в интернете стали героями Московского кинофестиваля.
Текст: Алексей Мокроусов
Фото: 40.moscowfilmfestival.ru
Показы документальных фильмов уже не первый год относится к числу хитовых на московском кинофестивале. Им посвящен конкурс и специальная программа «Свободная мысль», показывают неигровое кино и в других программах. Особое место здесь традиционно занимают фильмы об искусстве.
Сколько Ван Гогов для счастья нужно?
Больше ста тысяч копий картин Ван Гога создали за последние годы художники из китайского Дафэня. Точнее, их нарисовала семья одного Чжао Сяоюня. Копии продаются в основном за границей, откуда приходит большая часть заказов. Строго говоря, это не вполне копии – и даже совсем не копии. Фанатичный поклонник Ван Гога, Чжао Сяоюнь знает творчество кумира лишь по репродукциям, печатным альбомам и интернету. Копиист подозревал, что оригиналы выглядят иначе. Собравшись с финансовыми силами, он решил съездить на родину гения.
Режиссеры Юй Хайбо и Юй Тяньци Кики сопроводили художника в Амстердам и Францию. Так появился фильм «Китайские Ван Гоги», рассказывающий и о феномене Дафэня (когда-то крестьянская деревня, сейчас Дафэнь прирастает художниками, их здесь больше тысячи, почти все копируют классиков), и о малоизвестном в России феномене околомузейного арт-бизнеса.
Свои работы в Амстердаме Чжао Сяоюнь находит чуть ли не у амстердамского вокзала. Здесь же он встречается и с тем, кого считал своим галеристом – на поверку тот оказывается владельцем сувенирной лавки, где цены неприятно отличаются от тех, по которым приходят работы из Китая.
Это неожиданное изменение не столько статуса, сколько самоощущения, оказывается для Чжао болезненным ударом. Нокдаун по самолюбию исчезает, когда Чжао наконец-то видит оригиналы Ван Гога, он понимает, что десятилетиями рисовал совершенно не то. И потом – многие европейцы спрашивают, где же его собственные работы? Но Чжао почему-то всю жизнь боится рисовать. В финальных сценах он не только объясняет в мастерской, как на самом деле надо рисовать подсолнухи и звездное небо над Арлем, но и сам берется за кисть, чтобы запечатлеть свою бабушку и ее деревню.
Фильм хорош со всех точек зрения – и как этнографический источник, и как социологический материал по галерейно-сувенирному бизнесу, а главное – как вопрос о соотношении оригинала и подлинника.
По одну сторону этой проблемы – творчество знаменитой Элен Стюртевант (1930 – 2014), американо-французской художницы, друга Энди Уорхола, Джаспера Джонса, Ансельма Кифера и других классиков, которая повторяла стиль друзей так, что они сами не могли порой отличить оригинал от фальшивки (но продажам работ Стюртевант не противились).
По другую - тысячи людей, которые покупают «не очень точного» Ван Гога, Леонардо и Рафаэля. Видят ли они принципиальную разницу между оригиналом и сделанной в далекой Азии копией? Или точность не важна, то ли дело настроение, напоминание о месте, которое они навестили?
Вряд ли публика задается этим вопросом, возможно, о нем никогда не задумывался и Чжао Сяоюнь, но в эпоху гегемонии образа и репродукции трудно забыть о том, сколько раз перерисовали Ван Гога в далекой китайской провинции.
Художник как политик
Когда имя художника становится дороже товарного знака, можно только радоваться, если он использует это имя в благих целях.
Ай Вэйвэй снял фильм об эмигрантах и миграции. Съемки «Человеческого потока» проходили в течение года в 23 странах, от Афганистана, Бирмы, Франции, Греции и Германии до Израиля, Ирака, Италии, Кении, Мексики, США и Турции – там, где в последние годы 65 миллионов человек покинули дома. Причиной бегства были не только войны, но и голод, и безработица, вызванная, в частности, изменением климата. Волна беженцев, захлестнувшая Европу два года назад, стала, возможно, поводом, но не главным содержанием картины.
В фильме звучит немало жуткого, персонажи не всегда рассказывают свои истории, глядя в камеру, настолько они унизительны и неперносимы. Но калейдоскоп диктует правила – за два часа двадцать минут, которые длится фильм, зритель может многим впечатлиться, но мало чем проникнуться. Неожиданную роль в эстетизации боли играет слишком хорошо выстроенный кадр, некоторые сцены, например, снятые сверху легарея с их идеально расчерченными линиями улиц (съемок с дронов в фильме много), достойны хрестоматии. Но идеальное зрение еще не делает фильм аналитическим, тем более если режиссер так и не определился, чем он занят, видеоартом или публицистическим кино. Ай Вэйвэй часто сам присутствует в кадре, утешает рыдающую женщину, разговаривает с охраняющим мексиканскую границу рейнджером, идет следом за колонной беженцев или вдоль стены из колючей проволоки. Но что хорошо для видеоискусства, то необязательно для документального кино. Присутствие художника – знаковый жест, но ему требуется особый контекст.
Критики по-разному восприняли новую работу Ай Вевея, все отмечают ее гражданский посыл, но не все разделяют принципы, по которым она сделана. На фестивале в Венеции, где фильм был показан в прошлом году, он не получил главных наград. Обидно, но справедливо.
Арт-цензура эпохи диктатуры images
Как и общественный туалет, Интернет приходится содержать в чистоте.
Получившие “Серебряного Георгия” в конкурсе документального кино “Чистильщики” (Германия / Бразилия) рассказывают о тех, кто занимается уборкой, освобождает публичное пространство от грязи и сцен насилия. Точнее, цензоры сами говорят о своей работе – немецким режиссерам Гансу Блоку и Морицу Ризевику удалось пообщаться с сотрудниками фирмы, работающей в Маниле, они отслеживают фотографии в крупнейших социальных сетях и на YouTube. В день приходится отсматривать по 25 000 снимков и видео, связанных с насилием, порой это публичные казни или самоубийства в прямом эфире, психика поедет у любого.
Один из ключевых вопросов, которым задаются авторы – квалификация новых цензоров. В большинстве случаев они не говорят на языке тех стран, чей интернет отсматривают, не знают специфики других культур. Сегодня диктатура images подчиняет себе все, от образования до повседневной коммуникации, тем досаднее ее ляпы.
Создатели фильма обращались за комментариями к Гуглу, Фейсбуку, Твиттеру и Ютубу, но те не пошли на контакт ни во время съемок, ни после, когда режиссеры предоставили им итоговую версию «Чистильщиков». В итоге пришлось использовать записи публичных выступлений, в том числе слушаний в американском Сенате осенью прошлого года. Там представители соцсетей выглядели довольно бледно, авторы фильма приходят к неутешительному выводу, что единственная цель, ради которой создавались нынешние монстры, это извлечение прибыли. Перестраиваться на ходу им сложно, тем более что доход приносит большей частью негативная информация, она собирает больше всего просмотров. Цензура же в ручном режиме мало чем отличается от жесткого алгоритма.
На экране контент-менеджеры объясняют, почему они убирают те или иные изображения. К исчезновению из Фейсбука рисунка американской художницы и квир-активистки Эшли Гор Make America Great Again можно отнестись по-разному - во-первых, обнажённый персонаж сильно похож на Дональда Трампа, во-вторых, за три дня портрет и так стал всемирно знаменит, он набрал 50 миллионов просмотров и 260 тысяч репостов, в 2016 году рисунок оценивался в миллион долларов, так можно говорить о влиянии цензуры на цену (хотя само противостояние 50 млн. пользователям в сфере искусства довольно сомнительно, тем более что рисунок по-прежнему в Сети). Но запрещать хрестоматийный снимок Ника Ута «Напалм во Вьетнаме»?! По дороге бежит плачущая обгоревшая девочка, да, она обнаженная, да, ей девять лет, но это война, и это фотография, отмеченная за антимилитаризм Пулитцеровской премией. Контент-менеджер говорит, что он знает контекст, все понимает, но формальные признаки требуют удалить снимок. И он его удаляет.
Понимать-то понимает, но, кажется, не все.
Универсальность визуальных кодов определяется сегодня их усредненностью, вычленением некоей общей основы для множества культур, это неизбежно приводит к обмелению и обеднению арт-языка, к усилению консервативных настроений и появлению самоцензуры. Перспектива не из лучших, проникающая в основы критического мышления. Впрочем, для многих будущее уже наступило.