Социальный капитал в арт-сообществе — то, о чем многие знают, но мало кто говорит

У человека, который год за годом наблюдает за сценой современного искусства в России, может со временем возникнуть странное ощущение deja vu. Одни и те же художники продуцируют очень похожие произведения, которые снабжаются почти идентичными кураторскими текстами. Это чувство возникло и у Евгения Наумова, страстного любителя современного искусства. И он попытался найти ответы на возникшие у него вопросы. Представляем результат его личных наблюдений со стороны. 

Текст: Евгений Наумов

2-я Триеннале музея GARAGE. Фото: Евгений Наумов 

Вот уже год (неужели уже целый год?) мне не дает покоя странное совпадение двух событий внутри нашего маленького уютненького арт-мира. События эти произошли почти одновременно, но я до сих пор не встречал рефлексии по поводу их формальной схожести. Я говорю о 2‑й Триеннале российского современного искусства в GARAGE (с сентября 2020 года по январь 2021) и присуждении Евгении Васильевой звания почетного члена Академии Художеств (октябрь 2020).

Обрисую те черты этих событий, что мне кажутся общими, и, заодно, напомню их тем моим читателям, кто мог забыть о них за давностью времени (пресвятой Дюшан, целый год!)

Устроители Триеннале приняли очень смелое решение и отказались от жюри. Право голоса было предоставлено художественному сообществу, представителями коего выступили участники предыдущей гаражной Триеннале. Они и рекомендовали участников для масштабной выставки, имевшей целью показать лучшее в российском современном искусстве за три года. Каждый патрон потрудился написать небольшой кураторский текст и обозначить отношения между ним и протеже. Выставка вышла неоднородной, одним посетителям она скорее понравилась, другим – скорее нет. Это дело вкуса, и это нормально. Меня же заинтересовал оригинальный кураторский ход, направленный на выявление горизонтальных связей в мире искусства. Связей, которые Павел Пепперштейн иронически деконструировал как «любовь и кумовство», предложив на Триеннале Ксению Драныш.

«Мой внутренний экран» Ксении Драныш на 2-й Триеннале. Фото: GARAGE

Горизонтальные связи пронизывают наше общество на всех уровнях и давно уже стали своего рода капиталом. Все мы ищем вакансии, стоматологов, прорабов через знакомых. Политолог Екатерина Шульман регулярно высказывается о пользе “сильных” и “слабых” связей, которые дают не только реальные возможности, но также способствуют созданию субъективного ощущения безопасности. Обнуление этого социального капитала становится главной опасностью переезда в другую страну. «Знать нужных людей» и «иметь возможность войти в кабинет» – это те характеристики, на которые указывают политологи Перцев и Гаазе, говоря о влиятельности чиновников и депутатов. Уважаемая Арт Фанатка в своих бесплатных вебинарах прямо рекомендует начинающим художникам ходить на максимальное число мероприятий, чтобы примелькаться и завести приятельские отношения с полезными людьми: а те, глядишь, порекомендуют вас в галерею или на коллективную выставку, на Триеннале, например. Хорошо это или плохо? Это нормально. Мы живем в обществе, которое функционирует таким образом, и нам остается принять правила игры. В конце концов, наличие связей не будет гарантировать вам успех, равно как и попытки сочинять записки из подполья (я надеюсь) не обречены на неудачу. 

Тем не менее, меня очень напрягает тот факт, что эта ситуация никоим образом не отрефлексирована. Даже устроители 2-й Триеннале, избрав в качестве принципа наполнения выставки «коррупцию и кумовство», не ставят вопрос о том, что итоговый результат должен бы чем-то отличаться от выставки с традиционными open-call’ами и жюри. Как вы понимаете, разница совсем не очевидна, если вообще есть.

И вот внутри этой системы, но немного на другом ее краю, случается скандал: Евгения Васильева, которая до этого была известна только как фигурант уголовного дела по многомиллиардным хищениям в Министерстве Обороны, внезапно для всех оказалась художницей, достойной стать почетным академиком художеств. Рядовые члены Академии протестуют, а им в ответ другие члены Академии пишут кураторские тексты, объясняющие, почему произведения Евгении Николаевны – это актуальное искусство.

Евгения Васильева. Из серии «Бессмертие». Фото: Евгений Наумов

Итак, я спрашиваю себя, а в чем, собственно проблема? Я был на выставке «Другое. EVA» в ММСИ, и могу сказать, что видел работы того же уровня и в стенах Музея современного искусства, и в частных галереях, и на 2-й Триеннале. Мне не хотелось бы сравнивать их с графикой Ксении Драныш, потому что Ксюша мне симпатична даже заочно, а с Евгенией я не знаком. С позиций модернизма их работы оценить невозможно. Даглас Кримп вообще сказал бы, что возвращаться к живописи, даже к абстрактной, после 1970-х – это шаг назад. И мы можем долго рассуждать, что лучше с формально-стилистической точки зрения: пластичная линия Драныш или потеки краски Васильевой. У последней по крайней мере есть одно преимущество перед многими: она независима. Ей, по-видимому, не нужны ни деньги, ни известность. Она может себе позволить делать то, что хочет, и не заниматься эксплуатацией актуальных тем и коммерческим файн-артом. Обеим художницам есть куда расти, благослови их Пикассо. 

Я пишу этот текст не для того, чтобы сказать, что одно искусство лучше другого, а для того, чтобы указать, на работу горизонтальных связей. Творчество Евгении Васильевой многим не нравится, однако его ценят такие люди, которые, благодаря своему социальному капиталу, смогли организовать международные выставки и принятие в число почетных академиков РАХ. Почему я, приняв любовь Павла Пепперштейна к Ксении Драныш, должен отвергнуть протекцию Евгении Васильевой со стороны неизвестных господ? Дело в масштабе? Или в том, что тусовочки разных уровней? Или в чем-то еще?

Инсталляция «Молчаливые, двигались тень цветов на пороге» Карины Садреевой-Нуриевой на 2-й Триеннале музея GARAGE. Фото: Евгений Наумов

Если мы признаем, что институт искусства работает на горизонтальных связях: кто-то кого-то знает и заказывает произведение для выставки, кто-то может кого-то попросить о протекции, кто-то имеет репутацию – то это признание с необходимостью повлечет за собой скепсис. Я, например, уже не могу доверять куратору, коллективу жюри, журналисту, галерее, музею. Даже коммерческие ярмарки, такие как Cosmoscow и ART-Life, периодически пытаются убедить меня, что демонстрируют не интерьерное искусство, а актуальное и экспериментальное. Все эти суб-институты замкнуты сами на себя и связаны круговой порукой в целях сохранения статуса-кво. Они владеют дискурсом, и они назначают искусство “хорошим” и молчаливо исключают “плохое” исходя из собственных, неочевидных извне интересов. 

Художник, принимающий правила игры этой системы (а он вынужден принять их, чтобы быть признанным в качестве художника), должен отнимать ресурсы от непосредственного творчества в пользу наработки горизонтальных связей. В этой ситуации выигрывают не самые талантливые, не самые оригинальные, не самые радикальные, а те, кто может хорошо подать себя и лучше вписаться в запросы владельцев дискурса.

Евгения Васильева. Триптих «Апоптоз». Фото: Евгений Наумов

Наконец, зависимость от бесчисленных горизонтальных связей блокирует внутреннюю критику. Это тема для отдельного большого разговора, однако, я все же коснусь ее вкратце. Все дружат со всеми, и никто не заинтересован в том, чтобы портить отношения. И речь здесь даже не о корыстных мотивах: “если я напишу про плохую развеску и слабую кураторскую работу на выставке центрального музея, меня перестанут приглашать на пресс-показы, а мое издание потеряет аккредитацию”. Я хочу сказать, что если я напишу нелестный отзыв о проекте лично мне знакомого куратора, это испортит мои отношения с приятным человеком. Хорошо ли это будет? С другой стороны, регулярное называние черного “белым”, не снимает неудовлетворенность плохими выставочными проектами. Подавленная фрустрация накапливается и порождает неврозы, а табу на активную критику приводит к пассивной агрессии. А отрезанный от адекватной обратной связи руководящий состав крупных музеев начинает верить в то, что развеска маленьких картин под потолком – это отличная идея.

Есть ли альтернатива? Я ее не вижу. Не сегодня. Не в России. Но давайте хотя бы признаем эту ситуацию, и не будем играть во фрондерство, независимость и актуальность. Мы все поглощены конформизмом. Нам до Марселя Бротарса, Даниэля Бюррена и Ричарда Сёра расти и расти. Нас спасает, что и западный институт современного искусства за полвека недалеко ушел, но и от него мы отстаем лет на 10, выставляя в публичных пространствах откровенный плагиат на Джефа Кунса. А если автор – экс-супруга главы Дептранса Москвы, про это даже Афиша напишет хвалебную статью. 

Зеркальные матрешки Татьяны Ликсутовой напротив гостиницы «Украина» в Москве. Фото: daily.afisha.ru

P.S. Когда я писал, переписывал и дополнял этот текст, меня не покидало ощущение, будто я ловлю воздух стоя на воде. Я насколько мог отказался от фундированной критики, (только, вот, Кримпа упомянул), а также категорий «хорошо» и «плохо». С другой стороны, я по каким-то смутным внешним сигналам пытался определить феномен, который просачивался у меня сквозь пальцы. Мне хотелось бы, чтобы эта попытка концептуализации стала началом серии статей о негласных механизмах внутри арт сообщества. Также я приветствую любую обратную связь.