"В поле зрения": Владимир Мироненко

Цикл интервью о самом веселом периоде отечественного искусства - последней четверти XX века. Мы познакомим Вас с теми, кто вершил исторический контекст того времени, с художниками и кураторами, входившими в состав таких объединений и групп как: "Клуб авангардистов (КЛАВА)", "Коллективные действия", "Мухоморы", "Чемпиионы мира", "Медицинская герменевтика", рок-группа "Среднерусская возвышенность", любительское объединение "Эрмитаж", "Детский сад"... Данный цикл приурочен к выставке "В поле зрения. Эпизоды художественной жизни 1986-1992" в Фонде культуры "ЕКАТЕРИНА".

Владимир Мироненко 1959, Москва. Окончил школу-студию МХАТ (1982). Входил в художественную группу "Мухомор" (1978-84). Живет и работает в Москве и Париже. Участник выставок в Австралии, США и Европе. Работы хранятся в Третьяковской галерее; Ludwig Museum, Кельн, Германия; в музее изящных искусств, Будапешт; в музее соврменного исксства Форт-Уорт, а также в других собраниях. Участник многочисленных отечественных и зарубежных выставок.  

Конец восьмидесятых… Столько событий и перемен. А с чем для вас связано это время?

Я вернулся из армии в конце восемьдесят пятого, и с начала следующего года вновь стал участвовать в художественной жизни. Но вернулся-то я уже в другую страну. То, что раньше было нельзя - вдруг стало можно.

Время и для меня и для всех было важное. Оказалось, что те, кто не выставлялся в СССР практически нигде, стали выставляться едва ли не везде. Осторожно, двери открываются! Не только двери выставочных залов, но и двери бани и тюрьмы. Выставляй, что хочешь и где хочешь! Естественно, начался нескончаемый поток выставок. Первыми знаковыми выставками стала 17-ая Молодежная, еще скандальная, где были попытки “администрации” снять некоторые работы, на выставка во Дворце Молодежи также была такая попытка. Но все они были безуспешны. Побеждали уже художники. Важными были выставки в выставочных залах Беляево, на Каширской. Наконец, появился "Клуб авангардистов" на Автозаводской, по сути - первая институция в современном искусстве позднего СССР с попыткой ее официального оформления.

Но где-то осенью 1987 года начался так называемый «русский бум» и масштаб быстро стал международным. У нас в мастерских на Фурманном, ставших неким центром притяжения, ежедневно стали появляться самые невероятные люди со всех концов света. Ну где еще в мире могли бы столкнуться коллекционер Людвиг и музыкант Фрэнк Заппа, если не в прихожей нашей мастерской?

И для меня началась эпоха географических открытий. Первый раз я выехал за границу в Финляндию на фестиваль в Иматру, всего в десяти километрах от границы, и попал в другой мир. Потом этих других миров было много и все шло по нарастающей, будто судьба невидимой рукой чертила спираль на глобусе. Выставка в Мюнстере и Кельне “Моментальный снимок”, выставка в Будапеште в Мучарнеке “Искусство вместо искусства”, потом “10+10” в США, в МОМА Сан-Франциско, потом в Мельбурне в Сити Галлери Австралии “Made in Furmanny”, потом в Рейкъявике в Исландии в Листасафн, потом в Саньяго-де-Коспостелла в Аудиториа ди Галисия в Испании, и так далее. Могло показаться, что этому буму не будет конца.

А что больше всего запомнилось на этих выставках?

Запомнилось не только про выставки, но и про то, что было вокруг. Например, в Будапеште мы выставили то, что сделали там за месяц в мастерской, которая была в парке, в паре сотен метров от Мучарнека. А это - самый центр города. Мучарнек находится на площади Героев, где стоит колоннада с венгерскими королями и все дышит имперским пафосом времен Австро-Венгрии. Накануне открытия мы столкнулись с недовольством сов. посольства некоторыми нашими работами, которое попыталось оказать давление на организаторов. Но вы уже знаете, что тогда побеждали всегда художники. В день открытия мы увидели странную активность на этой площади, где все колонны спешно декорировали черными тканями и перед входом устанавливали какие-то конструкции. А на следующий день после открытия, когда мы пришли к Мучарнеку, то были поражены невиданным зрелищем: вся площадь, закутаная в черный траур, была заполнена народом, у входа в Мучарнек стояли гробы и какие-то люди произносили там речи. Оказалось, что это была годовщина венгерского восстания 1956 года, которую превратили в торжественную реабилитацию его героев во главе с Имре Надем. Это было настолько важно, что в стране был объявлен выходной. И выставка, и эта годовщина восстания стали единым целым, гигантской акцией с тотальной инсталляцией.

Или другой пример: на выставке “10+10” в Сан-Франциско во время вернисажа я выдал страшную “государственную тайну”, поскольку рассказал публике содержание своей работы “Совершенно секретно. План преобразования мира”. Для убедительности на ней стояли штампы министерства обороны СССР и это была импровизация, о которой никто заранее не знал. Благодарные американцы спросили нас (со мной еще был К. Звездочетов и А. Ройтер) , что бы мы пожелали посмотреть. Мы ответили: “ваш Кремль.” “Но у нас нет Кремля” - развели руками американцы. “Есть, если подумать!” - ответили мы. “Ваш Кремль - это Диснейденд”. И им ничего не оставалось делать, как везти нас в Лос-Анжелес смотреть их Кремль.

Это был наш медовый месяц с Западом. У большинства - в переносном смысле, а у меня еще и в буквальном. Мир был полон иллюзий и выглядел довольно просто: с одной стороны - такое всемирное зло в виде хиреющего СССР, с другой - мировое добро в виде Запада. Тогда плохо было видно, что и на солнце есть пятна, и что он может вообще никакое не солнце…Видимо, интуитивно я это тогда подозревал и работы мои, многие из которых обыгрывали тему Запад-Восток, были посложнее. Одну их них, к примеру, я назвал “Худшее хорошее - лучшее плохое”, где первое - США, а второе - СССР. Пойди выбери, что лучше!

Владимир Мироненко, 10-летие группы "Мухомор". Фото © Сергей Борисов, предоставлено Е.К.АртБюро 

Расскажите о КЛАВе. Как и почему вы решили стать участником объединения? Как попали в списки?

Был одним из его создателей, так и попал. Кстати, подозреваю, что список членов КЛАВЫ был первым подобным списком в современном искусстве. Но он, в отличии от многих последующих, тогда действительно означал некое творческое объединение единомышленников. Это было естественной формой жизни художника, еще вчера бывшего в андерграунде. Местоимение “мы” еще не было вытеснено местоимением “я”. А для меня, после группы Мухомор, это было более чем логично.

А как вы определяете круг КЛАВЫ?

Определяю просто – круг КЛАВЫ – это прямое продолжение круга МАНИ (Московский Архив Нового Искусства), который начался еще до перестройки и подразумевает под собой, конечно, «Московскую концептуальную школу».

Какие самые яркие впечатления, воспоминания остались у вас от того времени? … Может быть, факты, ощущения…

Ощущения, в основном, связанные с расширением свободы и с концом эпохи. Конец эпохи СССР. Поскольку свобода и СССР оказались несовместимы. Чем больше становилось свободы - тем меньше оставалось жить СССР. Запомнился случай с госкомиссией на первой выставке КЛАВы. Сейчас, конечно, такое уже трудно представить, но при советской власти – городское начальство должно было до открытия осмотреть выставку и сказать – окей, пусть открывают. Так вот, среди пришедших на нашу выставку была женщина, заведующая культурой из райком партии, которая выразила недовольство и говорила – «вот это надо снять и это…». Одновременно в комиссии был человек из КГБ и вот этот человек тихо (но мы расслышали) сказал работнику райкома – «Цыц, пусть все висит, ничего не трогай!» КГБшник сказал! И это было удивительно! Я же недавно пришел из армии, куда меня взяло то же КГБ, провернув свою спецоперацию. Допрашивали, дело шили, хотели посадить даже – и все это буквально вчера, а тут …

Тогда казалось, что цензура навсегда отступает, повержена в пух и прах, потерпела сокрушительное поражение, а художники одержали громкую победу. Власть слабела, свободы становилось все больше, а запретителей все меньше. Они выглядели все глупее и глупее и под конец куда-то совсем рассосались.

В целом, это был время открытий со всех сторон: мы открывали мир, мир открывал нас, широкая публика, никогда раньше не видевшая ничего подобного и далекая от искусства, открывала для себя странный мир и не знала, как на него реагировать. Наконец, власть с большим трудом открывала для себя тот факт, что наличие современного искусства - важный признак современного цивилизованного общества. Что без него теперь уже нельзя. В воздухе носилась эйфория.

Владимир Мироненко, выставка "В аду", Фото © Сергей Борисов, предоставлено Е.К.АртБюро

Была ли в то время конкуренция между художниками?

Честно, конкуренции я не замечал, за исключением моментов, связанных с крупными международными проектами. Каждому хотелось поучаствовать, но не у каждого получалось… В таком случае, наверное, могли немножко и позавидовать. Но мне, например, зависть вообще не свойственна. А за других говорить не хочется. На мой взгляд, выставок хватало на всех и приглашений было гораздо больше, чем работ, которые мы могли бы отдать на них.

А насколько начало «коммерческого этапа» повлияло на ситуацию в художественном сообществе?

В те годы у художников начали появляться деньги, причем весьма неплохие: или очень много рублей, или вообще какие-то даже не рубли, что было на грани советского закона. Купить на эти деньги тогда было особо нечего. Кто-то начинал все пропивать, кто-то покупал всякую ерунду, кто-то раздавал деньги направо и налево. Коммерческая жилка у художников была тогда в большом дефиците. У некоторых вообще «крыша» поехала от таких возможностей.

Как возможность продажи произведений отразилась на творчестве?

Трудно говорить за всех, мне, например, в какой-то момент стало ясно, что нужно учиться отказываться от лишних предложений. Когда боишься, что не успеешь и получится плохо – лучше откажись, и не делай плохо. Кто-то не мог поступить иначе и появились у нас на Фурманном и свои рекордисты. Ставили рекорды производительности и качество работ в итоге сильно снижалось. Но в не меньшей степени на творчестве отразились почти непрерывные званые и незваные визиты с частыми пьяными посиделки в мастерской, что делало саму работу просто невозможной.

Владимир Мироненко, 2015. Фото © Константин Дрыкин

Актуальный художник того времени, кто это?

Актуальный художник или нет, как-то между нами не обсуждалось, а было самим собой разумеющимся. Актуальность видна на самом деле сразу и объяснять ее не надо. Наверное, актуальными были все из круга МАНИ, КЛАВЫ…Как основа. Плюс еще, конечно, ряд художников. Формулы актуальности не существует. Это самая неточная область в самой неточной из наук. Актуальность дается нам в ощущениях.

В финале нашей беседы, у вас есть какие-нибудь пожелания для молодых художников – с высоты опыта тех лет, от чего стоило бы предостеречь, на что обратить внимание?

Пожелание такое: старайтесь всегда оставаться самим собой и слушать в первую очередь себя. В конечном итоге принимать решение нужно самому и отвечать за него перед вечностью. Тогда все правильно получится.