Ужин, растянувшийся на века

В музейно-выставочном комплексе современного искусства «Эрарта» проходит выставка Андрея Филиппова «Трапеза». 

Творчество классика московской концептуальной школы Андрея Филиппова удивительно  многопланово – игра с мифологическими и идеологическими клише перерастает в сложные философские высказывания. Каждая работа художника затрагивает целый спектр сложнейших историко-культурных тем, заставляя зрителей окунуться в пространство созерцания и тишины, в котором художественные образы совпадают с чувствами зрителей.  Скольжение смыслов и образов провоцирует на размышление о прошлом, будущем, мифологии и реальности. 

В данном случае трапеза – это общий двух империй и двух начал – языческого и христианского. Напоминая нам о великих римских пирах, художник рассказывает нам о крахе всех могущественных держав, которые из нашего реального суетного мира перешли в мир тишины и вечности. Тайная вечеря – первая Евхаристия, произошедшая более двух тысяч лет назад, сейчас является таинством, так же как и искусство – для художника и зрителя.

Выставка разделена на два зала, которые условно можно назвать «Рим» и «Византия».  В византийском зале представлена инсталляция, посвященная Собору Святой Софии в Константинополе. Здесь архитектурный шедевр и утраченная христианская святыня в виде архитектурного плана, парящего над полом, заставляет зрителей почувствовать себя на пороге метафизического храма, в который нельзя войти, но если настроиться на правильную эмоциональную волну, можно почувствовать себя внутри него и даже оставить частичку в душе. Над инсталляцией двуглавыми орликами выложено слово «Эксодос», то есть выход или исход. 

В римском зале Филиппов приглашает всех нас присоединиться к таинственной трапезе Тайной вечери. Огромный стол накрыт алой тканью. На нем расставлены тринадцать тарелок, а вместо приборов – серпы и молоты, символы ушедшей эпохи, ставшей вечностью. 

Вечность у Андрея Филиппова приравнивается к тишине, замершей вне времени и пространства, как это видно в его живописных работах из серии «Ностальгия по бесконечности». В них он цитирует величественную пустынность Де Кирико, в которой удивительным образом сохраняется мощная энергия рухнувшей империи. 

На месте павших империй Филиппов, подобно Исидору Милетскому, предпринимает попытку создания собственной «внутренней Византии», где царит тишина. Эта империя чиста, идеальна, а потому невозможна.