Мария Булатова: «Каждая работа здесь про мою личную вину»

В ММОМА на Гоголевском бульваре до 1 мая в рамках программы поддержки молодого искусства открыта выставка "Виновен!" Чувство вины — то, что сопровождает человека ежедневно. Сожаления о несбывшемся прошлом и невозможном будущем, невыполненных обещаниях, недосказанных словах, упущенных возможностях. Размышления о собственном несовершенстве и возложенные на себя непосильные обязательства не позволяют расправить крылья, быть свободным и счастливым. Мы поговорили с куратором проекта Марией Булатовой о том, почему она решила сделать этот проект, о ее вине и о том, как воспитать новое поколение художников.

Мария Булатова. Историк искусства, куратор, координатор образовательных программ Школы современного искусства «Свободные мастерские» при Московском музее современного искусства. Закончила исторический факультет (отделение истории и теории искусства) МГУ им. Ломоносова. Участник конференций по искусству XX века, автор статей о российском искусстве 1960-х – 2000-х годов и лекционных курсов.

Мария Назарова: Как появилась идея создания выставки про чувство вины? 

Мария Булатова: Почти год назад в рамках V Московской международной биеннале молодого искусства я делала выставку, которая называлась "Прокрастинация" - про откладывание, отсрочивание, отодвигание дел на будущее. Она получилась у меня очень лиричной, поэтичной и спокойной. Оказалось, что художники прокрастинацию не воспринимают как что-то критичное. Для меня же упущение дедлайна и чувство того, что ты опаздываешь, вызывает панику и ужас, они же почти как философы: погружение в какую-то вязкую трясину оказалось для художников очень комфортным состоянием. Тогда я поняла, что нужно сделать отдельную выставку на тему чувства вины. 

Сначала я хотела поговорить именно об упущенных возможностях, о том, что ты все время кому-то что-то не додаешь, не успеваешь, не доделываешь по жизни, потому что сутках всего 24 часа, а ты не дописал статью, не прочитал книгу... Все время кому-то что-то должен. Но оказалось, что тема гораздо шире. Конечно, нас ограничивал формат выставки в рамках программы поддержки молодого искусства ММОМА. Однако хотелось показать разную вину, разные её аспекты, составляющие, как она формируется, как трансформируются, как появляется и проявляется у разных людей. Выставка состоит из нескольких частей: мы рассматривали вину в историко-культурном и литературном контекстах, потому что это знакомо каждому из нас, это часть нашего образования и становления. Социально- политический аспект не менее важен, потому что мы живём в современном мире, и актуальное искусство невозможно без анализа современной ситуации. Ну и, конечно, мы коснулись личной драмы художников. Однако нельзя было на этом закончить, обязательно нужен выход из этой вины, иначе получается какая-то безнадёга. Чтобы выйти из  замкнутого круга ощущения себя виноватым, нужно пройти через наказание, понести покаяние и получить прощение. 

Важной частью выставки стала и образовательная программа. Она разделилась на публичную и внутреннюю историю, придуманную специально для художников. Мы провели встречу с психологом Алесей Миюзовой, чтобы у художников появилось понимание о философии экзистенциализма, о психологических понятиях травмы и вины. У нас прошла лекция-диалог искусствоведа Ирины Толкачевой и художника Марии Ионовой-Грибиной о теле как объекте фотографии, о принятии собственного тела и осознании своей непохожести. И под конец работы выставки мы проведем круглый стол «Память 20 века: история, искусство, литература». Значительную роль в кураторской задумке выставки играет историко-литературный контекст, без которого немыслим современный человек, без которого не понять поведенческие причины, антропологические связи, психологические травмы. 20 век был полон трагических событий — мировые войны, революции, истребления целых народов и социальных слоев. Мы предложили художникам осмыслить эти события с точки зрения классического, академического знания, обратившись к помощи филолога, историка и историка искусства. Это будут 3 короткие лекции о национальной памяти и о памяти места, о преодолении травмы в искусстве после Второй мировой войны и о том, можно ли писать стихи после Освенцима. Таким образом, попробуем немножко подвести итоги этой долгой выставочной рефлексии.

М.Н.: Согласитесь, чувство вины – это то, что знакомо каждому. Для вас это было важно проработать эту тему для себя? Или может быть узнать, как она развивается у других людей? Или было важно, чтобы зритель пришел, посмотрел и получил некое облегчение? 

М.Б.: С одной стороны, безусловно, все темы, которые выбирает куратор, ему близки. С другой стороны, как у художника есть инструменты: холст, масло, есть видео, фотокамера, так у куратора есть художники, которые тоже являются его инструментами – метафорически. Если бы это был другой куратор, наверное, он бы по-другому решил эту проблему, выбрал бы других художников, другие работы. Я выбрала именно эти, потому что они важны лично для меня. В принципе каждая работа здесь про мою личную вину.

Для художников тема тоже оказалась непростой, и я знаю, что некоторым пришлось сходить к психотерапевту, чтобы разобраться в своих мыслях.  Художник, если погружается в тему, уже не может из неё выплыть и находится в ней с головой. Поэтому, наверное,  для них это все было очень мучительно.

Для зрителей мне было важно в качестве ориентиров подчеркнуть, с одной стороны, христианскую философию, на которой построена наша европейская цивилизация, с другой стороны – античность. Согласно законам античного театра, все сюжеты известны зрителю заранее. Зрители точно знали, о чем будет пьеса, и приходили туда не за повествованием, а за сочувствием и состраданием, за эмоциональным разъяснением. Мне было важно показать, что сюжеты, в общем-то, одни и те же, они сохранились с древних времен и актуальны до сих пор. Они знакомы каждому из нас, близки каждому из нас, но при этом мы часто проходим мимо них. А вот погрузиться в них, вспомнить о них, почувствовать страх - это очень важно.

М.Н.: Есть ли работа на выставке, которую вы бы могли выделить?

М.Б.: Каждая работа здесь уникальна и важна. Понятно, что лично для меня самыми выстраданными оказались те, с которыми мы испытывали сложности во время их создания или во время монтажа. Собственно, одна из таких работ - "Три сестры" Антона Левца. Первый вариант был сделан  в 2015 году, но автор его сжег. Наш же вариант Антон создавал очень долго, и работа появилась здесь за полчаса до открытия. 

Очень важной является работа Вари Гранковой. Варя художник-график, делает прекрасные графические работы и иллюстрации. Но в последние полтора-два года она начала делать масштабные инсталляции и выдает феноменальные произведения. Работа, которую мы показываем здесь, называется «Исповедь». Для нее она записала 12 монологов своих знакомых об их чувстве вины и том, как они с ним справляются. Из каждой трубы доносится голос: где-то он слышится четче, где то он сливается другими голосами из-за сложной системы труб, и создается такой античный хор. Также здесь есть дополнительная красная труба, чтобы зритель мог подойти и нашептать туда собственную историю, поделиться ею и облегчить душу.

М.Н.: Сложно ли работать с молодыми художниками?

М.Б.: Очень удобно и просто работать, когда у тебя нет живого художника – с его идеями, чувствами, амбициями, а есть только работа, которую нужно просто повесить на стенку, но с молодыми художниками так не получается. У них у каждого есть свой характер, свое собственное видение, свое собственное восприятие арт-сцены и художественной среды. С ними иногда сложно договориться. Но, тем не менее, работать с ними  очень интересно, потому что они спрашивают совета, они могут менять концепции и их воплощения по ходу пьесы, в зависимости от внешних и внутренних вибраций. Очень здорово, когда к тебе за советом приходит художник, и вы вместе обсуждаете его концепцию и форму, которую примет его работа. Куратор — теоретик, а тут у него появляется возможность поучаствовать в художественном процессе.

М.Н.: Что вы думаете о художественном образовании в России? Насколько я знаю, вы довольно давно им занимаетесь. 

М.Б.: Я занимаюсь им, поскольку работаю в Школе современного искусства ”Свободные мастерские”, и перед моими глазами проходит очень много начинающих художников и кураторов. Я считаю, что важнее все-таки нахождение в контексте, погружение в современную ситуацию, важно знакомиться, общаться, делать совместные работы. Обязательно осваивать и какое-то ремесло, неважно, что это будет – живопись, новые медиа, умение грамотно складывать слова в предложения. Необходимо в совершенстве овладеть своим инструментом, помимо развития мозгов. Интересно работать с радикально мыслящими людьми, иначе трактующими самые банальные и простые понятия. Здорово, когда у художника есть понимание, о чем пишет Гройс или Лакан. Но недостаточно называться художником, рассуждая об этом и раздуваясь от собственной важности.  

М.Н.: Как воспитать художника еще более ни менее понятно, но как воспитать зрителя? Всем нам известна эта проблема – люди просто не понимают, что происходит на выставке.

М.Б.: Сейчас уже довольно много написано книг по пониманию современного искусства. Благодаря тому же сотрудничеству AdMarginem и «Гаража» вышло огромное количество книг, которые популярно объясняют любому страждущему, что такое современное искусство и почему его не надо бояться.

Мне кажется, что сейчас наступил такой момент, когда нужно брать количеством.  Нужно просто делать, делать, делать, работать, работать, работать, чтобы у зрителя просто не оставалось выбора, смотреть или не смотреть. Чем больше у нас будет выставок, музеев современного искусства, показывающих современное искусство, тем будет лучше. Зритель не всегда добрый и он не всегда знает, чего действительно хочет. 

Сейчас в Пушкинском музее идет прекрасная выставка «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945-1968». Там показаны работы, прошедшие испытание историей, находящиеся в известных музеях. Но, тем не менее, если вы откроете книгу отзывов на этой выставке, вы, помимо благодарных надписей, увидите что-то вроде: "Уважаемая Ирина Антонова, обратите внимание на то, какое мракобесие, какие ужасы у вас здесь показаны". Я считаю, что это происходит исключительно из-за привычки смотреть только определенное искусство, знакомое с детства или юности. Постепенно у людей размываются границы насмотренного и они начинают принимать, пускай ворча, и другое искусство.

М.Н.: Если бы вы делали какую-то собственную образовательную программу, какой бы она была? 

М.Б.: Я сейчас оказалась в такой ситуации, когда я могу себе позволить вносить предложения в программу Школы "Свободные мастерские". В нашей программе меня устраивает все за исключением того, что за то время, которое у нас есть, мы не можем заставить людей прочитать все, что мы хотели бы, чтобы они прочитали, увидеть все, что мы хотели бы, чтобы они увидели. И еще, конечно, очень хочется их запереть, чтобы они делали работы, не отвлекаясь на бытовые и житейские мелочи. У нас очень плотное расписание, очень большое количество курсов. А ведь студентам нужно на что-то жить, и мы не можем об этом забывать.