События 12-18 марта
Невозможное неизбежно. Идеи, которые меняют мир
15.03.2018-27.05.2018
Еврейский музей и центр толерантности
Динамика развития цифровых технологий последнего десятилетия позволяет верить, что достижение невозможного — неизбежно. Жизнь до ста, двадцать часов свободного времени в сутки, искусственный компаньон с высочайшим интеллектом, интуицией и эмпатией, изобилие еды и воды, способность читать мысли и разговаривать с животными, независимость от нефти — на наших глазах эти мечты покидают категорию несбыточных.
На выставке «Невозможное неизбежно» будут представлены исторические прототипы современных технологий — от электромобиля Николая II до советского видеотелефона — предшественника Skype. Экспонаты из фондов Политехнического музея, Московского музея дизайна и Музея советских игровых автоматов разместятся по соседству с десятками разработок израильских технологических стартапов. Проект «Невозможное неизбежно» призван рассказать, почему изобретательство и инновационное предпринимательство становятся новой нормой, как изменились принципы работы над созданием новых технологий и почему в этой сфере есть место для каждого. На примере инвестиционно успешных израильских компаний выставка объяснит, какой должна быть экосистема жизнеспособных инноваций и почему успех напрямую связан с дерзостью, привычкой ставить под сомнение авторитеты, способностью конструктивно относиться к неудачам.
Новый пейзаж
16.03.2018-27.05.2018
Арт-галерея Ельцин Центра (Екатеринбург)
Выставка «Новый пейзаж» впервые обобщает фотографические исследования пейзажа, как способа осмыслить новую культуру. Отслеживая изменения антропогенного ландшафта от индустриального к постиндустриальному, художники фиксируют и иные трансформации: от плановой экономики к рыночной, от советского к российскому. Собранные вместе проекты – свидетельства радикальных изменений ландшафта и культуры, беспрецедентных по интенсивности и масштабу.
Работы Лизы Фактор, хронологически самые ранние из представленных, обращаются к Сибири как российскому пространству, частично освоенному, но по факту – покинутому снова. Александр Гронский в проекте «Меньше единицы» рассматривает те части России, где плотность населения составляет меньше одного человека на квадратный километр. «Документы природы» Валерия Нистратова, сделанные вдоль границ главного мегаполиса страны, изучают видимые примеры вторжения новой экономической системы в природу, фиксируют точки пересечении освоенных и неосвоенных пространств. Проекты Максима Шера и Петра Антонова рассматривают, как смена экономической и политической парадигмы изменяет городскую среду. В Grassroots Сергея Новикова современный российский пейзаж становится грандиозной декорацией для любительских футбольных матчей. «Аркадия» Анастасии Цайдер, как и проект Валерия Нистратова, рассматривает взаимодействие человека и природы, но в противоположность первому, не находит в нём оппозиции, а напротив – подчеркивает слои сосуществования города и природы-сорняка, не требующей ухода или охраны, всегда готовой занять пространства, для нее не предназначенные.
В отечественной фотографической традиции критическое осмысление пейзажа происходит во второй половине девяностых и достигает своего пика в 2010-е. Художники живо отреагировали на социальные сдвиги и фиксировали привнесенные им парадоксы. Одна из подобных точек фиксации, уже ставшая для нас повседневностью, – агрессивное проникновение человека на территорию природы, интервенция в советский городской ландшафт, уплотнение его структуры, нарушение ритмов, кустарные операции с внешностью.
Разрастание жилых территорий за городскую черту, строительство типовых торговых и деловых центров, формирование нового городского ландшафта – все эти явления объединяет процесс возникновения нового, постсоветского пейзажа.
В рамках выставки пройдет публичная программа, включающая в себя дискуссии, лекции и кинопоказы, посвященные вопросам изучения культурного ландшафта, урбанистики и современной фотографии.
Потоп
14.03.2018-1.04.2018
Это третья наша попытка с израильским художником Александром Галицким порисовать в четыре (нет, точнее всё-таки в две) руки. Рисовали мы на земле обетованной, к тому же сама тема ко многому обязывала. Мы показали наш «Потоп» в Израиле и теперь привезли в Москву. Надеемся вас порадовать.
Андрей Макаревич
Эта совместная выставка готовилась на пленэре и в израильских мастерских весь август 2017 года. Тема — библейский «Потоп»: ковчег, а также чистые и нечистые твари, каждой из которых, как известно, было по паре. Жанр — результат профессионализма, слаженного творчества, задушевного общения и полного взаимопонимания.
Две предыдущие совместные выставки работ, произведённых таким нетривиальным способом, — «На дне» и «Котаблосы» — с успехом прошли в «Розе Азора» в 2012 и в 2014 году.
Рисовать вдвоём на одном холсте — вещь почти невозможная, но Андрей Макаревич и Саша Галицкий уже имеют такой опыт и получают от него, по их словам, несказанное удовольствие.
Явный мир и прячущиеся образы
15.03.2018-1.04.2018
Художники обращаются к процессу формирования личности (человеческой и творческой), рассматривая его через взаимовлияние внешнего мира и мира внутреннего, вещественного и фантазийного. Нина Кузьмина и Юлия Ованесян выстраивают общий пласт, обусловленный биографией; жизненный и творческий путь художников шел в параллели друг с другом с самого детства: «В школе мы создавали собственный мир с особым языком, планетарным устройством, законами эволюции и историей цивилизаций. Тогда наш графический язык был общим. Теперь, когда наши темы, техники, взгляд на мир и изобразительный язык совершенно разные, интересно наблюдать сохранившиеся пересечения и возникшие различия».
Гармония цветорифмов
11.03.2018-25.03.2018
Gorartist Gallery (СПб)
Началу творческого пути нужно уделять особенное внимание. Представьте неформальное сообщество, где педагоги являются и друзьями, и наставниками. бездумное рисование по канонам академизма сменяется осознанным изучением основ композиции, цветоведения, техники в ходе работы над картиной....
SPEEDCORE
16.03.2018-15.04.2018
Центр современного искусства «Типография» (Краснодар)
Новый проект Владимира Омутова продолжает его художественные поиски, в центре которых — бытование объекта и самого художника в мире, теряющем свое материальное воплощение.
Что такое объект? Это то, что равно себе. Объект обращает внимание не на свои функции и связи, которые они вокруг него формируют (стул чтобы сидеть, ручка чтобы писать — и вне этих ролей предметы как бы не существуют), но на собственные качества — очертания, ритм, фактуры. Это не значит, что зрителям должно быть понятно, из чего или как он сделан — объекту это не нужно, он не должен раскрываться навстречу смотрящему, сразу выдавая все свои секреты. Наоборот, чтобы состояться именно в таком качестве, объект должен быть непонятным, нефункциональным, даже странным. Благодаря этим качествам реализуются герметичность, автономность и самодостаточность объектов — и зрители им по большому счёту не очень важны (а тексты тем более). Объект всегда больше того, что мы — люди — можем воспринять.
Острые углы, сгустки, подтёки, плоскости и объёмы, ритмическое чередование пустот, цепи, стяжки — работы Омутова как раз представляют собой такие объекты. Непонятно как и из чего сделанные, герметичные и автономные, лишённые всякой функции и предназначения они при этом очень конкретно заявляют о своей материальности, ощущение которой жидкое и плоское состояние виртуального пространства дать не может. При этом они глубоко связаны с эстетикой интернета: объекта Омутова — это результат мутаций, смещений и сопоставлений.
Но искусство — это всегда ещё и процесс абстрагирования, движения от деятельности в сторону наделения его символическим значением. Работы Омутова в таком контексте указывают на то, что реальность — и материальная, и тем более цифровая — отчуждены от человека. Более того, именно такие герметичные, непроницаемые, странные, лишённые связей объекты — единственное, что может эту отчуждённость ухватить и обозначить. Дополнительной характеристикой отчуждения становится ускорение — технологии, информационные потоки, визуальный и аудиальный шум; движение к будущему превращается в бег. Этот ритм задан не только в названии выставки — speedcore, но и в форме самих объектов.
В контексте художественных практик Омутова, подобным объектом-в-себе становится сам образ художника — такой же герметичный и автономный. Если присмотреться — острые контуры объектов складываются из шрифта, и в них угадываются буквы — OMUTOV. Самоповторение и воспроизведение становится художественной стратегией — своего рода брендированием, игрой на опережение — на тебе все равно поставят клеймо, так почему бы не сделать это раньше? Такая практика может показаться коммерческой, если не считывать заложенные в ней мотивы поражения — здесь никто не претендует на то, чтобы быть успешным.
Художник Никич. Мир внутри и жизнь снаружи
14.03.2018-13.05.2018
Государственная Третьяковская Галерея (Инженерный корпус)
В залах Инженерного корпуса в Третьяковской галерее открывается первая монографическая выставка Анатолия Никича (1918-1994). 100-летний юбилей мастера – повод для создания художественно-исторической экспозиции. Никич – изобретатель и создатель особой модели мира. Вся жизнь, все бытие сосредоточенно внутри мастерской. «В мастерской» – так называется и основной цикл произведений Никича. Это большие и малые натюрморты, в пространство которых автор втягивает и «весь остальной мир» – репродукции картин и собственную графику, цветы и ткани, чашки и рабочие инструменты…
В 1960-е годы (тогда же почти 50 лет назад состоялась его единственная персональная выставка) художник Никич стал известен и как автор «больших картин». Военные сюжеты обрели звучание драматического, поэтического, религиозного и символического повествования. Это были «Военные корреспонденты» (1965, ГТГ) и «Кованая медь» (1967, ГТГ).
Письма, тексты, фотографии и видео дополняют экспозицию, дают возможность зрителю самому сформировать представление о том, почему натюрморт и концепция «натюрмортности» оказались вектором взаимовлияния различных факторов жизни и творчества художника: художественное – официальное, страх – защита, ответственность – компромисс, событие внешнего мира – гармония жизни в мастерской.
Анатолий Никич – художник «позднего развития» («Скоро 50, а «вещи», как мне кажется, стали появляться у меня последние 3-4 года»). Только тогда автор смог пережить и переработать опыт и травмы периода своего взросления. Это и невзгоды периода Гражданской войны, и особенности «привилегированной» жизни в семье крупного партийного деятеля (отец художника был ректором Ленинградского государственного университета, а затем Московского педагогического института), и трагедия 1937-го года – расстрел Юрия Николаевича Никич-Криличевского (художник поверил в это, только получив документ о реабилитации отца), и поездки на свидание с матерью в Сегежлаг и А.Л.Ж.И.Р., и учебу у Александра Осмеркина, и постройку оборонительных укреплений в 1941 году, и эвакуацию в Сибирь и Среднюю Азию, а затем участие во Второй мировой войне в 1944 – 1945 годах, попытки заработать художественно-оформительским и живописным трудом средства для жизни семьи, непонимание мотивов и последствий борьбы с космополитизмом, медленное «врастание» в профессиональную художественную жизнь…
Канва довольно типичная, но детали порой удивляют. В одном из писем есть упоминание о работе над портретом Сталина, это совсем не похоже на Никича. Оказывается, в середине 1940-х годов вместе с женой, Еленой Лещинской, они исполнили (не подписывая) довольно много таких изображений с тем, чтобы скопить деньги для взятки, благодаря которой после возвращения из лагеря маму художника, Евгению Павловну Криличевскую, удалось прописать в Москве в одной из комнат их бывшей квартиры (а не в радиусе 100 километров от города, как это тогда предписывалось законом). Не случайна в этом контексте интонация художника – иронически-саркастическая: «Сейчас сделаю двухметровый портрет Сталина. «Бесподобно!»... Ерунда, конечно». Никогда больше Анатолий Никич не приближался к сюжетам и формам, ангажированным или заказанным догмами соцреализма. Внешние «догмы» он заменял собственными условиями и нормами. «Любовь», «терпение», «ремесло» и «гармония» были для него главными координатами во всех сферах жизни.
Эта выставка – платформа для выработки нового более сложного и комплексного взгляда на место художника в отечественном искусстве 1950-х – 1990-х годов. С чем и как связано искусство Анатолия Никича – с традициями сезаннизма и «Бубнового валета»? с системой советской культуры? с разделением понятий «искусство» и «современная культура»? с наличием «железного занавеса», ограничениями информационного доступа, лимитами передвижения? Частично на эти вопросы отвечали друзья, знакомые, критики – Николай Пунин отметил натюрмортное начало еще в дипломной работе Никича, Юрий Олеша неожиданно прозвал его Джотто, Марк Шагал сказал: «Вы художник – настоящий…»
Художник Никич сегодня неизвестен широкой публике, но признан профессионалами, его работы хранятся в десятках российских и зарубежных музеях, о нем писали очень известные искусствоведы и критики – Александр Каменский, Наталья Фомина, Александр Якимович, Мария Чегодаева, Ирина Болотина, Алексей Гастев, Константин Богданов… Дмитрий Сарабьянов писал: «Мастерская пленяет Никича; он все больше оказывается во власти этого плена. Кажется, что ему уже трудно бросить свой взгляд в окно. Прежде он любил глядеть в окно, чтобы сопоставить со своим «интерьерным» бытием строящиеся дома, бегущие автобусы или случайно замеченный разговор парня с девушкой. Теперь окно манит все реже и реже...» А 25 лет спустя Анатолий Никич написал: «…Вернуться в мастерскую, там меня все еще ждут холсты, и я медленно, ох, как медленно, закрашиваю их. И как обычно – что-то образуется быстрей, а кое-где и тянется. А я люблю это «тянется» – мне все кажется, что я могу сделать лучше. Хотя, по правде, сказать слово «лучше» это понятие скорее всего для меня, для моей совести. Я ведь принадлежу уже ушедшему времени. Сегодняшний день новых «авангардистов» у нас такой же, как и во всем мире с привкусом «всего», что делается везде. Все торопятся. Все спешат. А я – нет. Мне некуда спешить. Я должен ставить свою подпись под вещью. Мастер ли я? Этот вопрос я себе часто задаю. И со всей прямотой, порой, не могу сказать – Да! Потому как, наверное, не дано живущему знать, что он есть».
Мутабор
13.03.2018-24.03.2018
Галерея Борей (СПб)
«О смертный, … если ты понюхаешь черный порошок из этой коробочки и произнесешь священное слово: «Мутабор» — ты можешь обернуться всяким зверем лесным, всякой птицей небесной, всякой рыбой морской и будешь понимать язык всех живых существ на земле, в небе и в воде. Когда же ты пожелаешь снова принять образ человека, поклонись три раза на восток и снова произнеси священное слово: «Мутабор». Но горе тому, кто, приняв образ птицы или зверя, засмеется. Заветное слово навсегда исчезнет из его памяти, и уже никогда не стать ему снова человеком. Помни об этом, смертный! Горе тому, кто смеется не вовремя!»
Вильгельм Гауф. Калиф-аист.
Скотный двор Оруэлла, Бойня номер пять Воннегута, поэзия Буковски, Pink Floyd, культ Карго, восточные сказки, индейские маски, африканские пляски, общество потребления, государственная пропаганда, массовый психоз, флора и фауна… Все эти ингредиенты встретились в моей мастерской и превратили ее в подобие ритуальной комнаты, где люди, ступив за невидимую черту, превращаются в животных и теряют дорогу назад, забывая волшебное слово «Мутабор». Казалось бы, прогресс ведет нас все дальше от животного, все ближе к божественному, но стоит посмотреть на современного человека под другим углом (не под тем, который обеспечивает ему хорошее отражение в зеркале), как в нем проявляются корни предка со всеми его страхами, страстями, верованиями… И снова пляски у огня, символы веры, Крестовые походы, революции и т. д. Змея укусила себя за хвост, прогрессивное человеческое уткнулось носом в свою доисторическую задницу. Иными словами, сверхчеловек из Космической одиссеи Кубрика снова превращается в обезьяну. А, может, и нет никакого сверхчеловека?