Жизнь после Климта

Выставка в венском Бельведере рассказывает об искусстве распавшейся империи.

Текст: Алексей Мокроусов

Фото: Wien Museum

В этом году Вена отмечает четыре печальных даты – столетие со дня смерти Густава Климта, Эгона Шиле, Коломана Мозера и Отто Вагнера. Самая оптимистическая среди множества связанных с печальным календарем выставок носит пессимистическое по сути название «Климт – еще не финал» (Klimt ist nicht das Ende). Экспозиция в Нижнем Бельведере рассказывает об искусстве после Климта – все таком же дышащем, ищущем новое и непохожем на депрессивную барышню после очередной неудачной влюбленности. Даже мировая война и распад Австро-Венгрии не остановили движения, хотя былого оптимизма от стабильного счастья, торжества техники и ожидания нового здесь уже нет в помине.

Куратор Александр Клее отобрал из множества  европейских музеев и частных коллекций, от Загреба и Пильзена до Лондона и Будапешта, работы примерно 80 художников из Чехии и Словакии, Венгрии и, конечно же, Австрии. После распада Австро-Венгрии художественная жизнь в сильно сократившейся по размерам империи не замерзла и не замерла. Все основные течения эпохи, от кубофутуризма до сюрреализма, от экспрессионизма до магического реализма, представлены работами таких авторов как Альфред Викенбург и Херберт Бекль, Франц Седлачек и Рудольф Вакер. 

Сегодня творчество большинства из них редко попадает в поле зрения кураторов, даже если речь идет об известных представителях «экспрессивного колоризма» Антоне Файстауере (1887 – 1930) или Антоне Колиге (1886 – 1950), хотя те были замечательными живописцами, чьи картины воспринимались как события в Вене, Праге или Будапеште на выставках созданной Шиле «Новой художественной группы». Пусть этим художникам не удалось сделать революционного шага в обновлении формы, который совершил Шиле, это не умаляет их достоинств. Не менее интересны и работы Вакера и Седлачека, представителей «новой вещественности», плохо известной в ее австрийском варианте. 

Franz Sedlacek "Winter in Town", 1931

Сын фабриканта холодильников из австрийского Линца, химик по образованию, Франц Седлачек (1891 – 1945) всю жизнь провел в статусе художника-любителя. Хотя он начинал как журнальный график, печатался в престижном журнале «Симплициссимус», затем занялся живописью. Стал членом Сецессиона, публиковал стихи и театральные пародии, дружил с таким же, как и он, фантасмагоричным писателем и художником Альфредом Кубиным (его графики тоже много показывают сейчас в Бельведере; сегодня впору говорить о настоящем Ренессансе Кубина). После того, как работы Седлачека в 1929 году получили золотую медаль на всемирной выставке в Барселоне, их показали на питтбсургской международной выставке живописи и в нью-йоркском музее современного искусства, статью о нем напечатал журнал Life, назвавший автора – наверное, в пику Сальвадору Дали - «самым сумасшедшим художником мира». На самом деле ему ближе проникновение в быт магического и фантастического. По его картинам видно, как многому автор научился у старых голландцев, здесь очевидно влияние Брейгеля и Босха. И рисовал он в основном натюрморты, образцы техники (художник был явно ею заворожен), ландшафты, пользовавшиеся успехом у покупателей религиозные сюжеты… Седлачек – мастер ирреальных композиций на грани «магического реализма» и «новой вещественности». Тщательно выписанные фигуры погружены в столь же тщательно прописанные интерьеры. Это могут быть лаборатория химика, мастерская специалиста по муляжам или библиотека – в любом окружении исследующий мир персонаж сам выглядит загадкой, сосредоточием неведомых лучей и энергий. 

В 30-е он получил три государственные премии Австрии за живопись. Судьбу самоучки сложилась бы счастливо, если б не политика. В 1938 году, после аншлюса, художник вступил в партию национал-социалистов, участвовал в экспозициях «идеологически правильного» искусства. Такой шаг совершили многие, в том числе живописцы, и всем это в итоге сошло с рук (семья Седлачека до сих пор считает этот факт биографии случайностью, а самого его аполитичным человеком). Но Седлачек, участвовавший и в первой мировой, стал офицером вермахта. Он служил в Норвегии и выжил под Сталинградом. Исчез же в последнюю зиму войны – в январе 1945-го пропал без вести на Восточном фронте, в районе польского города Торунь.

Wilhelm Thöny, "General und Diplomat".1930/1940

А вот Вильгельму Тёни (1888–1949) повезло - один из самых интересных художников своего поколения сумел от войны убежать. Правда, цена оказалась огромной - большая часть его наследия, около тысячи картин и листов графики, погибла в пожаре в нью-йоркской мастерской в 1948 году. Он не смог оправиться от удара, умер в глубокой депрессии. 

В молодости Тёни скитался по Европе, учился в Мюнхене, после первой мировой (служил художником) обосновался вблизи Люцерна, где занимался пейзажами и иллюстрированием художественных журналов, в том числе издававшегося Клаусом Манном «Decision». 1930-е проводит в Париже, сближается с Жюлем Паскеном и другими авторами, пытавшимися в духе парижской школы скрестить традицию с модерном. Тем временем нацисты показывают его работы на выставке «дегенеративного искусства». Общается с Томасом Манном и Олдосом Хаксли, а на одном из его рисунков той поры запечатлены в кафе Людвиг Маркузе, Юлиус Мейер-Грефе, Эрих Клоссовски и Лион Фейхтвангер. У последнего был роман с Евой Херман, сестрой жены Тёни, — художник не очень разделял ее левые взгляды и изобразил ее скорее иронически. А в 1938-м уезжает в Нью-Йорк. Запечатлевшего интеллектуалов рисунка в Вене сейчас нет, зато есть работы из запасников самого Бельведера - вид Манхеттена, сатирическое воспоминание начала 30-х о выездке императора Франца-Иосифа в Пратере и довольно напряженный «Генерал и дипломат» - конец 30-х здесь ощущается не только эстетически, но и психологически.

В совершенно иной эстетике работал тиролец Альбин Эггер-Лиенц (1868 – 1926; по русски иногда его еще пишут как Линц, но город, ставший второй частью его имени, читается «Лиенц»), известный в начале века идиллически-монументальными полотнами из крестьянской жизни. Как и многие современники, поначалу он был патриотом в банальном смысле этого слова, мечтал о скорой победе и не думал о смерти. Но, насмотревшись на жертв человеческой бойни, на ее результаты - обогащение немногих, прикрывающихся высокой риторикой, за счет тех, кто погиб, Эггер-Лиенц сдал делать жуткие по смыслу картины с идущими в атаку солдатами, с оплакиваемыми мертвецами. В «Финале» (1918. Собрание Леопольда) все пространство картины усеяно солдатскими трупами, в «Женщинах войны» (1918 – 1922. Музей города Лиенц «Замок Брук»). Именно эту, антимилитаристскую, часть наследия художника цензурировали после его смерти нацисты, пытавшиеся сделать из Эггер-Лиенца довоенного, крестьянского периода духовную скрепу своего времени, оплот движения «Кровь и почва». Многие полотна антивоенного периода стали во многом причиной громкого реституционного скандала в начале этого века.

Albin Egger Lienz (1868-1926). Finale, 1918

Показывают в Вене и работы выпускницы Баухауса Фридл Дикер-Брандайс (1898 – 1944), она училась у Йоханнеса Иттена, причем и в Вене, и в Баухаусе. Дикер-Брандайс, считавшаяся одним из лучших европейских специалистов по интерьерам, в 1934-м уехала в Прагу, а четыре года спустя в Гронов, где преподавала рисунок еврейским детям, пока в 1942-м ее вместе с мужем не депортировали в Терезиенштадт. Художница проводила там нелегальные занятия живописью для детей – педагогикой она увлекалась давно, еще в 1930 году в Гете-хофе 22 округа Вены она оформила детский сад согласно принципам Марии Монтессори – павильон считался образцовым в австрийской столице той поры. Перед отправкой в Освенцим Дикер-Брандайс передала знакомой два чемодана с 4500 детских рисунков, после войны они попали в еврейский музей Праги. Из 660 авторов рисунков 550 погибли в Холокосте, все, что осталось от детей – несколько листочков бумаги. 

До 26 августа 2018 года.

К выставке вышел каталог на немецком и английском языках.

Осенью проект покажут в Бельгии, в брюссельском Palais des Beaux-Arts (BOZAR)

с 21 сентября 2018 года по 20 января 2019 года.