Меер Айзенштадт. Забытый гений авангарда

Над интервью работала Екатерина Арруе

Фотографии предоставлены галереей "На Шаболовке"

Имя Меера Айзенштадта, выдающегося скульптора 30-х годов прошлого столетия, не так широко распространено и известно по сравнению с такими ключевыми фигурами, как Малевич, Лисицкий и другими авангардистами. С чем связано столь несправедливое отношение к ученику Веры Мухиной? И почему всё-таки талантливый скульптор не получил должной известности при жизни? Об этом и не только Екатерина Арруе поговорила с куратором галереи "На Шаболовке" объединения "Выставочные залы Москвы", руководителем “Центра Авангарда” Александрой Селивановой. 

Выставка открыта до 3 февраля в галерее «На Шаболовке».

Александра Селиванова

Екатерина Арруе: Как пришла идея организации выставки? Как Вы поняли, что сейчас самое подходящее время?

Александра Селиванова: Работы Айзенштадта я случайно увидела в сети лет 10 назад, когда искала произведения 30-х годов. Первая же фотография, на ней была изображена “Симфония завода”, поразила меня. Это было не похоже на всё остальное: с одной стороны, было видно влияние авангарда и Малевича, с другой стороны было видно, что человек глубоко занят классическим искусством. Тогда я начала искать больше информации о нем и обнаружила статью на сайте, посвященному “Городку художников на Масловке”. Из неё я узнала, что Айзенштадт учился во ВХУТЕМАСе. Случайным образом через знакомых я услышала о маленькой выставке, посвященной Айзенштадту. Она должна была состояться в Музее Архитектуры. Эта выставка была совместной: на ней были представлены как работы Меера Айзенштадта, так и его внучек (Натальи Арендт и Марии Арендт). Они тоже художницы, занимаются современным искусством. Так я узнала о существующих наследниках, о том, что именно у них хранятся сохранившиеся работы. С тех пор у меня появилась мечта— выставить произведения этого совершенно незаслуженно забытого, ни на кого не похожего художника. К сожалению, он стерт из истории отечественного искусства, несмотря на то, что его произведения есть в Третьяковской галерее, в собрании крупнейших коллекционеров. Однако его имя не “появляется на поверхности” в отличие от его учителей: Веры Мухиной, Бориса Королева. Или же в отличие от его врагов, например, советского скульптора Вучетича.

Меер Айзенштадт

Е.А.: С чем связано столь несправедливое отношение к художнику? Почему так мало было организовано персональных выставок?

А.С.: У Айзенштадта была одна персональная выставка в 1991 году, тогда вышел единственный ему посвященный каталог. 

Тут есть несколько причин. Во-первых, все отмечали его талант ещё при жизни, но он не вписывался ни в какие рамки. Во время учебы во ВХУТЕМАСе он не совпадал с магистральной линией. Когда господствовал авангард, он явно увлекался Микеланджело и готикой. Когда произошел отход от авангарда, Айзенштадт ссылался на Малевича и говорил, что воспринимал его как своего учителя, хотя лично они знакомы не были и нигде не пересекались. Художник вводил в свои скульпторы абстрактные формы, что вызывало большое раздражение у всех. Кроме того, огромную роль сыграло его происхождение – он еврей из семьи раввина. В 40-е годы в период борьбы с космополитизмом он был в абсолютной изоляции. Во время войны Айзенштадт не эвакуировался, а остался в Москве. Как считает его семья, именно в это время художник уничтожил почти все документы и письма, так как ожидал появления немцев в Москве. Он всегда притеснялся: в 1943 году к нему в мастерскую пришел с револьвером Вучетич, требуя отдать мастерскую, что ему и удалось. В 46-м году Айзенштадту удалось ее вернуть, но для него это была травма, которую он так и не пережил. 

Всю оставшуюся жизнь художник находился в депрессивном состоянии, так и не вернувшись к монументальным работам. После рокового эпизода скульптор делал только заказные вещи, что давалось ему с большим трудом: он постоянно ломал их, переделывал, не выполнял в срок заказы. Но не только Вучетич был врагом Айзенштадта. У нас на выставке представлена записка, которую художник получил позже. В записке было следующее: “Товарищ Айзенхауэр, или как Вас звать. Я приходил сегодня смотреть Вашу мастерскую, но застал Вас дома. Она мне всё равно нужнее, чем Вам. вы всё равно не работаете. Оставьте ключи у лифтера, я зайду в следующий раз посмотреть”. И третьей причиной был непростой характер Айзенштадта. Он был с одной стороны очень замкнутым, не светским человеком. Он умел дружить, но не умел располагать к себе людей. В молодости был драчуном, о чем вспоминали, что во ВХУТЕМАСе он подрался со студентом и его скинули с лестницы. Пролетев пролет, он упал перед Верой Мухиной. Увидев происходящее, она сказала: “Какой странный человек”. И даже изображенные карикатуры, шаржи показывают Айзенштадта как нахохлившуюся птицу с поднятым воротником пальто, острым носом. Действительно узнаются черты вороны. 

Забавно, что он относился к самому себе с иронией. Мы на выставке показываем, по сути, автопортрет, на котором изображена птица марабу. И эта птица действительно на него похожа: она собранная, сжатая, обороняющаяся от мира. У него всегда было ощущение отчужденности, ещё до поступления во ВХУТЕМАС. После смерти скульптора его бывшая жена Ариадна Арендт, её муж Анатолий Григорьев, отнеслись с вниманием к наследию Айзенштадта, пытались распределить его по музеям, но они не занимались продвижением его работ на выставки. Так он и остался вне поля зрения советского искусствоведения. Исключением является статья Александры Шатских, написанная в конце 80-х годов и опубликованная в журнале “Советский скульптор”. Это очень глубокое исследование и единственный анализ его работ. Поэтому с её соглашения мы используем выдержки из её статей. Очень надеемся, что эта статья будет напечатана в книге, посвященной Айзенштадту. 

Мастерская Меера Айзенштадта

Е.А.: Книга уже в процессе подготовки?

А.С.: Пока только планируется. Издательство “Кучково поле”, которое выпустило книгу об Ариадне Арендт, готово выпустить книгу об Айзенштадте. В ближайший год-полтора, думаю, она появится. 

Е.А.: Есть у Вас любимая работа, из тех, которая представлена на выставке?

А.С.: Многое я видела и до этого, некоторые одиночные произведения мы представляли на других выставках, например, «Сюрреализм в стране большевиков». Эту выставку мы делали вместе с Надей Плунгян год назад. И на выставке «Советская античность», которая проходила летом. На обеих выставках был показан новый взгляд на искусство 30-х годов. Конечно, на них были выставлены скульптуры Айзенштадта («Тракторист», «Марабу», «Физкультурница»). Но на открытии персональной выставки нам удалось показать скульптуру, которая была обнаружена прямо накануне на антресоли. 

Дело в том, что в мастерской на Масловке очень много работ не только Айзенштадта, но и Ариадны Арендт, и Анатолия Григорьева. Но тут вдруг обратили внимание на торчащую из глубины руку. Как оказалось, это фигура атлета. Лично для меня стало открытием смысла работы “Физкультура, или посвящение Лукасу Кранаху”. Эта работа была сделана в 30-е годы, но никто: ни наследники, ни Шатских не могли объяснить название скульптуры. Сам проект представлял из себя фонтан, многофигурную композицию, где должна была бить вода, разноцветный свет— большое синтетическое монументальное произведение. Готовясь к выставке, я случайно обратила внимание на название картины Кранаха “Источник вечной молодости”, или, в другом переводе - “Фонтан”. Эта картина иллюстрирует древний миф о существовании источника, в который погружаются немощные старухи, а выходят молодые и прекрасные красавицы. А в свойственной Айзенштадту ироничной интерпретации был показан доступный советским людям способ омоложения— физкультура. 

Фрагмент экспозиции выставки

Е.А.: Почему искусство авангарда до сих пор пользуется популярностью среди молодежи?

А.С.: Я думаю, это началось не прямо сейчас. Это длится с перестройки. Первыми, кто начал использовать тему авангарда, это графические дизайнеры и шрифтовики. Авангард в широкие массы пришел через Лисицкого, через Родченко. В начале девяностых в модной индустрии все увлеклись Степановой, Поповой. Не могу сказать, что сейчас открылось “новое дыхание” авангарда. Я занимаюсь архитектурой авангарда и пытаюсь рассказывать о ней не только с эстетической точки зрения, но и с точки зрения заложенных смыслов и идей. Мне кажется, что эти социальные идеи до сих пор актуальны и важны. И именно они зачастую забываются. Мне очень интересно проследить, как эпоха авангарда сменилась эпохой, связанной с классическим наследием. Я пытаюсь понять, насколько этот процесс был закономерным или он был спровоцирован со стороны власти. И эти выставки связаны с попытками осмысления данного периода в более тонких слоях, нежели соцреализм. Искусство того времени можно рассматривать в мировом контексте ар-деко, а не только как тоталитарное искусство. Это такой спорный тезис, который вызывает и по сей день отклик у людей. То, что люди до сих пор приходят к нам на выставки, говорит, что многие интересуются, что это было на самом деле. Кроме того, тема отношения власти и искусства необыкновенно актуальна в наши дни. 

Фрагмент экспозиции выставки

Е.А.: Что ещё интересного для своих зрителей готовит галерея “На Шаболовке”?

А.С.: Этой весной мы покажем проект, посвященный книгам грузинского авангарда. Потом у нас будет выставка о конструктивизме на Урале. У нас есть коллеги, с которыми мы делали “Городки Свердловска” про конструктивистские районы. Это более широкий проект, который был показан год назад в Екатеринбурге, а сейчас мы привозим его в Москву. Осенью у нас будет две большие выставки. Первая будет посвящена поэту и революционеру Алексею Гастеву. Он ещё был создателем Центрального Института Труда. У него были идеи создания “нового человека”. В ЦИТе работали над темой психологии, физиологии и эстетики, связанной с формированием нового человека. Но в конце 30-х годов ЦИТ был закрыт, Алексей Гастев был расстрелян, его наследие рассеяно. Мы впервые пытаемся аккумулировать всё оставшееся, что-то пытаемся найти в архивах. Также попробуем реконструировать инструменты, которые были разработаны Гастевым для тренировки людей. Они связаны с моторикой, психотехникой. Выставка в конце года будет о научных знаниях, которые могли бы повлиять на мастеров авангарда, а именно на Казимира Малевича и Ивана Леонидова. Темы, связанные с кристаллами и микроорганизмами, оказали огромное на них влияние. Доступность первых микроскопов и большое количество научно-популярных книг привела к тому, что удивительный с точки зрения пластики и эстетики палеонтологический мир повлиял на и Малевича с его архитектонами, и на Леонидова, который занимался темой кристаллов и снежинок. Это очень любопытный ракурс, который позволяет истоки авангарда на естественнонаучном материале. Мы планируем организовать проект вместе с музеем минералогии имени А.Ферсмана.