По синусоиде
Текст: Алексей Мокроусов
Успешные художники вызывают раздражание. Василий Верещагин (1841 – 1904) был слишком активен, чтобы его любили современники. Бесконечные путешествия, долгая жизнь за границей, ателье в Париже и Мюнхене, выставки и хорошие продажи… Верещагин не был передвижником, он вообще сторонился объединений и союзов, зато его ценили Репин и Серов, последний, по утверждению Грабаря, считал, что “любой индийский этюд Верещагина стоит дороже картины Куинджи”. Успех этнографических работ оказался огромен, виды Туркестана и Индии расходились как пирожки в базарный день. Но главным казались большеформатные полотна, запечатлевшие бои и битвы в Средней Азии и на Балканах – художник словно не слышал парадных фанфар, они погружался в быт солдата, смерть маячила за его персонажами, гимн оружию звучал скорее минорно.
Не менее популярен был Верещагин и как мыслитель, критический реализм в литературе, часто реализуемый на этнографическом материале, выглядел рифмой к его интересам в изобразительном искусстве. Многие ставили Верещагина в один ряд со Львом Толстым, дескать, гуманисты, против войны и все такое. Иностранцы расширяли этот ряд до Достоевского, решающую роль, видимо, играла сюжетность картин, подчернкута необычяными подписмия, порой такими длинными, что, вопреки воле автора, их предпочитали убирать.
Публика демократических убеждений ценила верещагинские тексты, очерки и статьи печатались в газетах и журналах, выходили книгами. Общественный темперамент был яркий, Верещагин писал о духоборцах и молоканах, Закавказье и Гималаях, и даже проблемах реставрации, он выступил против раскраски собора Василия Блаженного в цвета, отличные от первоначальных. Книги переводились на иностранные языки, некоторые из них переиздаются в Европе и в XXI веке.
Далекий от светскости и салонного снобизма, проявлявший независимый характер, Верещагин держался особняком, за что ему досталось от молодого “Мира искусства” – не столько от профессиональных критиков, сколько от тех идеологов, что создают атмосферу. Едкая заметка в первом номере журнала, где в разделе “Объявления” громко съехидничал Альфред Нурок (“Несчастной Англии грозят выставки картин русских художников Ю. Клевера и В. Верещагина. Как предохранить русское искусство и английскую публику от такого неприятного сюрприза?”) навсегда рассорила редакцию с важнейшим меценатом, княгиней Тенишевой – та ценила Верещагина. К этому времени, впрочем, самый знаменитый Self Made Man русской живописи давно находился в зените славы и мог бы не обращать внимания на нападки молодого поколения.
Слава, впрочем, не ограждала ни от чего, в том числе от нападок цензуры – в Австрии, например, массированной критике со стороны церковников и газет подвергся евангельский цикл, ради создания которого автор совершил путешествие в Палестину, какой-то фанатик даже облил работы купоросом; на родине были запрещены репродукции полотна «Казнь заговорщиков в России» из «Трилогии казней». Русский военный министр пытался открыть следственное дело в связи с неуважением к командованию; французскому министру не понравились картины, посвященные вторжению наполеоновской армии, в Германии солдатам воспрещали ходить на верещагинские выставки – мог пострадать милитаристский дух. Подобное вторжение в современность нравится не всем, ревнители l'art pour l'art предпочли бы формальные поиски. Но искусство не живет вне этих связей с настоящим, ему трудно развиваться в замкнутом коконе эстетического.
Несколько работ из евангельского цикла показывают сейчас на большой ретроспективе Верещагина в Новой Третьяковке на Крымском валу. Всего куратор Светлана Капырина отобрала более 500 работ: 180 полотен, 120 листов графики, документы из архивов, фотографии. Среди 24 участников выставки – музеи России и Азербайджана, а также коллекционеры; много провинциальных собраний, от Иванова и Казани до Серпухова и Череповца (здесь предводителем дворянства был отец Верещагина), включая оба Новгорода, Великий и Нижний.
Декоративно-прикладное искусство представлено 97 произведениями. Большая их часть - привезенные художником из заграничных путешествий предметы или вещи, воссоздающие атмосферу поездок, именно так, судя по сохранившимся фотоснимкам, оформлял выставки сам Верещагин. Он немало сил уделял собственному продвижению, заботился о фоторепродукциях картин и даже помещал их порой в залах вместо оригиналов. Его заботило все, включая цены на входные билеты, он разработал систему скидок и устраивал бесплатные дни, настаивая на своих правилах с решительностью человека, знающего себе цену.
Независимость стоит дорого – учившийся в морском кадетском корпусе Верещагин искал близости к власти, но после того как Александр II нелестно отозвался о его полотнах, уничтожил несколько работ (и этот интересный с точки зрения психиатрии жест он повторял и позднее, подчеркивая тем самым вторичность искусства по отношению к реальности). Уничтоженное - картины «Забытый», «Окружили – преследуют», «У крепостной стены: «Вошли!..» - могло бы оказаться в одном ряду с полотнами, которые стали хрестоматийными в антивоенном наследии русского искусства – «Апофеозом войны» (1871) или «Смертельно раненным» (1873). Здесь баталист уступает место философу, мрачному свидетелю и пессимистичному истолкователю человеческой природы, лишенной гармонии и самоуважения. Это взгляд снизу, из окопа или даже могилы, взгляд, способный противопоставить помпезности и парадности лишь боль и страдание.
Обе картины хранятся в Третьяковской галерее, обладающей огромным собранием художника, не пострадавшим и после массированных изъятий 1920-1930-х,– ее основатель был большим поклонником Верещагина, хотя к началу ХХ века столетия постепенно утрачивал к нему интерес. В ходе мирискуснического скандала Третьяков признавал в частном письме падение Верещагина как художника и его «беспримерную нахальность», но не видел в этом повода для невежливого с ним обращения, то есть для стилистики общения, свойственной «Миру искусства».
Новые поколения расчищают себе дорогу с жестокостью подростков, с корабля современности готовы сбрасывать и правых, и виноватых. После феноменального успеха 1880-1890-х Верещагин вышел из моды, но советская власть вернула ему былое почтение. Нынешняя ретроспектива доказывает, что не зря. Как баталист он лишь один из немногих, как гуманист – достоин и выставки, и разговора.
К выставке вышел отлично составленный каталог, он включает статьи российских и зарубежных авторов (среди тем – отношения с учителем Жаном-Леоном Жеромом; зарубежные выставки Верещагина и пресса; искусство обрамления) и большое количество иллюстраций. Отдельной вкладкой печатаются фотографии из «Туркестанского альбома», впервые опубликованного в 1872 года, сегодня известно лишь три его полных экземпляра, хранящихся в библиотеках Москвы, Ташкента и Вашингтона.
В рамках выставки в кинотеатре музея в Лаврушинском переулке показывают цикл болгарских фильмов, приуроченный к 140-летию завершения русско-турецкой войны, вход бесплатный.
Выставка открыта до 15 июля 2018 года.