Валя Фетисов: «Человек, приходя в художественное пространство, будь то музей или галерея, ведет себя не как в обычной жизни — он готов пробовать новое»

Над интервью работала Мария Хвалибова

Редактор Галина Гурова

Фотографии предоставлены Валей Фетисовым

Для тех, кому любопытно, как наша жизнь в соцсетях выглядит со стороны, — работа молодого художника Вали Фетисова «Будь моим другом», подготовленная специально для 7-й Московской биеннале. Последний шанс увидеть — до 18 января в Новой Третьяковке. Прочитать об идее и ее воплощении — в интервью Вали корреспонденту АртУзла Марии Хвалибовой. 

Be my friend (статистика потраченного времени)

Валя Фетисов - аудио-визуальный художник. Родился в Москве в 1989 году. Окончил Институт проблем современного искусства (2010) и Московскую Школу фотографии и мультимедиа имени А. Родченко (2011). Живет и работает в Москве.

Мария Хвалибова: Ты разрабатываешь направление human-computer interactions. Поясни, что за этой формулировкой стоит?


Валя Фетисов: Меня интересует интерфейс, граница между компьютером и человеком, и, в конечном итоге, граница между человеком и человеком, которая может быть по-разному спроектирована. Речь идет и о графическом интерфейсе, экранах, которыми мы все пользуемся, аудио, или архитектуре как интерфейсе, но прежде всего о психологических и социо-психологических манипулятивных свойствах интерфейса.

М.Х.: Как ты используешь эти интерфейсы в своих проектах? Я, проанализировав твои работы, так поняла: ты, по сути, проводишь эксперименты над людьми и наблюдаешь за их реакцией, правильно?

В.Ф.: Верно. Мои работы можно поделить на два типа: те, в которых я наблюдаю за уже существующими интерфейсами и выявляю их особенности. В таком случае я сам не провожу эксперимент — я собираю результаты. И есть работы, в которых я конструирую определенные ситуации.

М.Х.: Работа для биеннале «Будь моим другом» из первой категории?

В.Ф.: Да, здесь как раз тот тип, в котором я наблюдаю за тем, что уже существует, что сделано не мной. «Будь моим другом» — про интерфейс Фейсбука, в котором присутствуют уведомления о том, онлайн человек или оффлайн. Фейсбук собирает огромное количество информации о нас — о том, что мы делаем и даже о том, что мы не делаем. Например, пишем комментарий, а потом решаем его не отправлять — соцсеть «запоминает» наше действие, но мы эти сведения, записывающиеся без нашего ведома, нигде не видим. То есть данных сохраняется гораздо больше, чем тексты и фотографии, которые мы публикуем, но эта информация от нас скрыта. Единственные два исключения, которые я обнаружил, — это оповещения о том, активен ли сейчас пользователь и о том, просмотрел ли он сообщение. Оба эти вида информации нетипичны для коммуникации в реальности: в обычной жизни, отправив письмо, мы не можем знать, прочитал его адресат или нет. Уведомления о прочтении — это нововведение современного мира, которое, на мой взгляд, сильно влияет на то, как мы себя ведем. При том мы часто не отдаем себе отчет, какое именно влияние это оказывает на нашу коммуникацию. В работе для биеннале я рассматриваю дизайн того, как сделаны оповещения на Фейсбуке. Мы можем знать, онлайн человек или оффлайн только в один момент — прямо сейчас. Я написал программу, позволяющую собирать всю эту информацию в течение продолжительного времени. Так я могу, например, на протяжении месяцев отслеживать, когда мои друзья были онлайн, во сколько они просыпались, что делали ночью. Или кто из них больше всего времени проводит в Фейсбуке, а кто вообще не появляется. Важно понимать, что это не уязвимость системы, то есть я ничего не взламываю — я только переделываю отображение этой информации. И иногда это выглядит довольно пугающе, когда ты знаешь, скажем, что обычно этот человек всегда онлайн, а вчера он вдруг не появился.

Be my friend (пример статистики одного профиля за несколько месяцев)

М.Х.: Какой массив получился? Сколько ты обработал?

В.Ф.: За сутки из моих чуть меньше 600 друзей собирается порядка 9-10 тысяч событий. Я записываю с небольшими перерывами уже в течение года. Интересно также, что для того, чтобы получить эти данные мне пришлось обманывать Фейсбук: в обмен на информацию о моих друзьях я должен постоянно находится с открытым браузером, быть постоянно онлайн. На самом деле это нарушение условий пользования Фейсбуком, и может повлечь блокировку моего аккаунта после публикации проекта. 

М.Х.: Получается, ты осознанно пошел на риск.

В.Ф.: Вообще, изначально я хотел посмотреть, как это выглядит: есть у тебя мигающие зелененькие кружочки, но как составить картину в целом? То есть я представил дизайн, которой гипотетически мог бы сделать Фейсбук, если бы это приносило ему больше выгоды.

М.Х.: А как в целом люди, которые волей-неволей становятся участниками твоих проектов, реагируют на то, что ты делаешь? Наверняка есть feedback. Сегодняшний посетитель выставки готов к твоим интерактивным социально-психологическим экспериментам вроде молельной комнаты «Diane» или «Инсталляции опыта»? 

В.Ф.: Люди открыты к подобным экспериментам, и я как раз пытаюсь использовать это желание. 
Человек, приходя в художественное пространство, будь то музей или галерея, попадает в определенный контекст и начинает вести себя иначе, не как в обычной жизни — это поведение согласуется с теорией фреймов в социологии. В заданном пространстве посетитель находится в игровом режиме, поэтому, попадая в нестандартную ситуацию, он начинает с ней активно взаимодействовать. Если бы та же самая ситуация произошла с ним просто в публичном месте вне художественного контекста, реакция была бы другой. 

М.Х.: То есть негативных откликов на свои работы ты не получаешь?

В.Ф.: Практически нет. Единственный конфликт, который был за все время, — это когда человеку не понравилось, что я записываю его реакцию на видео, и он подал в суд.


Be my friend (пример статистики одного профиля за несколько месяцев)

М.Х.: Даже до суда дело дошло? Это в связи с каким твоим экспериментом?


В.Ф.: Всвязи с той самой комнатой с закрывающейся дверью — «Инсталляция опыта». Интересно, что в этой работе максимальное отторжение вызвало не прямое воздействие на человека — то, что его запирают и он не может выйти, — а то, что производится запись. Я такую реакцию объясняю тем, что нет разработанного языка, позволившего бы человеку описать свои ощущения и как-то вербализовать этот опыт. Человек просто не знает, как говорить об этой новой для него ситуации. С видеозаписью все намного проще — язык и свод законов для этого уже есть, поэтому человек обращается к области права. 

М.Х.: Далеко мы от нашей главной темы ушли — давай от юриспруденции вернемся к биеннале. Основной проект — «Заоблачные леса» — посвящен взаимодействию природы и современных технологий. По-твоему, будущее за новыми медиа или у «леса» тоже шансы есть?

В.Ф.: Мне кажется, технологии обладают способностью влиять на многие сферы жизни, в том числе на взаимодействие людей между собой. Эти изменения, по крайней мере при капитализме, неизбежны и необратимы — нам остается только анализировать, разрабатывать язык, понимать, какие именно трансформации происходят и что это влечет за собой.


М.Х.: Этому учишь и своих студентов в Школе Родченко? Ты ведь не только молодой художник, но и преподаватель.

В.Ф.: Я занимаюсь преподаванием для того, чтобы развивать коммьюнити, разрабатывать язык, находить людей, которых увлекает то же, что и меня. Моя задача — во-первых, снизить порог вхождения в технологически насыщенную область. Во-вторых, мотивировать студентов той самой непредсказуемостью — когда до того, как проект сделан, ещё совершенно неизвестно, каким будет результат.